Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли - Виктор Поротников

Тулусун-хатун так наловчилась играть в эту старинную китайскую игру, что Моисей, как ни старался, никак не мог ее обыграть.

Вот и в этот зимний вечер Моисей проиграл в боа Тулусун-хатун семь раз подряд. После каждого проигрыша Моисей становился на четвереньки, а Тулусун-хатун садилась ему на спину и со смехом ездила верхом на Моисее по юрте от одной войлочной стенки до другой.

Хан Кюлькан сидел, скрестив ноги, возле очага и, попивая айран из круглой пиалы, с улыбкой наблюдал за развлечениями своей юной жены.

Но вот в ханской юрте появился Бадал, начальник кебтеулов, ночных дозорных, в тумене хана Кюлькана.

Поклонившись молодому хану, Бадал произнес с тревогой в голосе:

– Уже три часа прошло, как ушли на разведку в лесное село урусов пятеро моих кебтеулов. Путь туда недалек, а они все еще не вернулись. Заплутать они не могли, так как в село ведет одна-единственная просека. Похоже, с моими воинами стряслось что-то неладное. – Сутулый кривоногий Бадал вновь отвесил поклон. – Повелитель, позволь выслать по следам ушедшей в дозор пятерки десяток других кебтеулов.

Кюлькан лениво зевнул и поставил пиалу на низенький круглый стол.

– Может, снегопад задержал тех пятерых дозорных? – проговорил он.

– Снегопад уже кончился, повелитель, – сказал Бадал, косясь на Тулусун-хатун, которая слезла со спины Моисея и со смехом глядела, как тот с кряхтеньем распрямляет натруженную спину и растирает руками стертые колени.

– Хорошо, Бадал, – кивнул хан Кюлькан. – Отправь к тому лесному селу другой дозор, да воинов отбери поопытнее.

Бадал отвесил низкий поклон и, пятясь спиной к выходу, исчез за тяжелым дверным пологом.

Повелев слуге расстелить ему постель, хан Кюлькан хотел было лечь спать. Но тут появился гонец от хана Бури, стан которого находился в степи, в трех перестрелах из лука от лагеря хана Кюлькана.

Хан Бури спешно звал Кюлькана к себе на совет.

– Что случилось? – Хан Кюлькан недовольно взглянул на гонца. – До утра нельзя подождать?

– Нельзя, господин, – ответил гонец, почтительно прижав ладонь к груди. – В степи, к югу от стана Бату-хана, появилась конница урусов. Урусы подкрались, как волки, и напали на становище хана Байдара, убили многих его людей, разогнали табуны его. Хан Байдар просит о помощи.

Кюлькан мигом вскочил с ложа, его сонливости как ни бывало! Рявкая на слугу, он стал торопливо облачаться в боевой наряд. Другого слугу Кюлькан послал к своим конюхам: пусть готовят лошадей ему и его телохранителям.

– Куда ты, мой бесстрашный? – Тулусун-хатун подскочила к хану Кюлькану. – В такую темень!

– Слышала, урусы напали на лагерь хана Байдара? – промолвил Кюлькан, не глядя на жену. Он затягивал на талии пояс с пристегнутой к нему саблей. – Бури зовет меня на совет. Надо что-то делать, а не сидеть сложа руки!

– Я понимаю, хан Байдар доводится Бури родным дядей, но ты и Бури находитесь в головном отряде всего монгольского войска, – сказала Тулусун-хатун, уперев руки в бока. – Не ваше дело беспокоиться о том, что творится в тыловых туменах. Для этого есть ханы правого и левого крыла. Это их забота! Если Гуюк-хан проспал появление урусов, пусть он и исправляет свою оплошность! Там же неподалеку становище хана Менгу. Уж ему-то гораздо сподручнее оказать помощь хану Байдару, нежели тебе и Бури.

Тулусун-хатун в дневное время любила покататься верхом на коне между разбросанными по степи татарскими становищами, поэтому она прекрасно знала, где какой тумен находится. Знала Тулусун-хатун и всех ханов наперечет, поскольку была дружна со многими ханскими женами.

– Я знаю, что делаю, – сухо обронил Кюлькан, взглянув на жену, перед тем как покрыть голову высокой монгольской шапкой с меховой опушкой.

Кюлькан вышел из юрты, в спешке даже не обняв супругу.

Тулусун-хатун это не понравилось.

– Хан Бури слишком много себе позволяет, вызывая к себе моего мужа посреди ночи! – ворчала она, глядя на то, как Моисей вновь раскладывает на ковре палочки в четыре ряда. Он был полон решимости отыграться.

– А ты упорен, Мосха! – с одобрительной улыбкой промолвила Тулусун-хатун, усаживаясь на ковер напротив Моисея. – Это мне нравится в тебе. Мужчина и должен быть таким!

На этот раз везение покинуло Тулусун-хатун, а может, ее просто одолевало беспокойство о супруге и она была менее внимательна в игре, чем всегда. Моисей выиграл у ханши довольно уверенно и быстро.

Моисей даже расхохотался от переполняющего его радостного восторга. Наконец-то он обыграл в боа самоуверенную проказницу Тулусун, хотя он обучился этой игре всего три дня назад!

По круглому лицу Тулусун промелькнула тень досады. Бросившись на Моисея, она шутливо повалила его на спину и принялась теребить его за волосы своими сильными пальцами.

– Как ты смеешь обыгрывать свою госпожу, наглец! – с притворным негодованием восклицала по-половецки Тулусун. – Да еще смеяться при этом! Я отучу тебя потешаться надо мной, негодник!

Такой бурный напор Тулусун еще больше рассмешил Моисея, который продолжал смеяться, пытаясь сбросить с себя юную бойкую ханшу. При этом рука Моисея невольно несколько раз коснулась груди Тулусун. Невидимая искра, проскочившая между ними, слегка смутила юную монголку и Моисея, который вдруг осознал, что слишком смело тискает жену знатного чингизида, являясь, по сути, ее невольником.

Моисей приподнялся, собираясь встать на ноги. В этот миг раскрасневшаяся Тулусун обвила его шею руками и быстро поцеловала Моисея в уста. Моисей смутился. Они были одни в юрте, поскольку слуги ушли вместе с ханом Кюльканом помогать конюхам седлать коней.

– Это тебе награда за упорство, – с игривой улыбкой негромко промолвила Тулусун, глядя в глаза Моисею.

Тулусун сидела на ковре совсем близко от Моисея. На ней был обычный для монголки теплый халат-чапан, прилегающий в талии, имеющий разрез с правой стороны. Такой халат запахивался слева направо, крепясь двумя застежками у правого плеча и на талии. В пылу шутливой борьбы с Моисеем Тулусун не заметила, как верхняя застежка расстегнулась. Верхние отвороты халата слегка распахнулись, открыв взору Моисея белое тело юной ханши пониже шеи.

Во рту у Моисея вдруг пересохло, поскольку он ощутил сильное вожделение к этой игривой монголке, и одновременно его сковал страх из опасения, что Тулусун может почувствовать это. Еще Моисея настораживало выражение глаз Тулусун: эти темные раскосые очи глядели на него с неким немым призывом. По улыбке Тулусун Моисей понял, что та догадалась, каким именно волнением он объят. И это вовсе не рассердило ее, а даже наоборот…

Тулусун смело положила свою руку Моисею на живот, потом быстро переместила ее вниз, нащупав сквозь порты его окаменевший детородный жезл. Моисей не посмел оттолкнуть ханшу и замер, покрывшись холодной испариной.

– Ты должен оседлать меня! – решительно вымолвила Тулусун, кивнув Моисею на китайскую ширму из цветного шелка, стоящую в глубине юрты. – Поторопись, Мосха! Сюда скоро вернутся слуги моего мужа. Шевелись же!