Луч широкой стороной - Ольга Колпакова

Этой весной дядя Аржан доставал ульи, а они один за другим – легкие. Морозов сильных не было, но в ульях один мор. Дед Алтынтас говорит, что это из-за сотовый вышки. Дядя Аржан повспоминал: и правда, неприятности у пчел начались, когда сотовую связь установили. Он поговорил с дедом Алтынтасом, они погоревали, что дядя Аржан не успел с пчелами переселиться подальше в горы, где телефон пока не ловится, а потом дядя Аржан куда-то ушел, и с тех пор его не видели. Только Корбо на Синем утесе остался, и никак его не могли в деревню вернуть.

Динка, прихватив с собой яйцо и хлеб, пошла на скалы. Со стороны суши они были вполне даже доступными.

Собаку Дина увидела не сразу. Пес казался плоским – так он отощал. Девочка протянула ему хлеб, но Корбо тихо зарычал и попятился в кусты. Динка попыталась позвать, но он только отползал все дальше.

Ребята поднялись следом. Ленин отправился было к зарослям, чтобы сфотографировать Корбо, но тот затаился, пропал из виду.

– Не пугай его, – попросила Лена. – Не пойдет он ни с кем. Собаки – верные звери…

Ленин не расстроился. Вид со скал открывался такой, что только успевай снимать. Николай показал, в какой стороне их деревня, но ее не было видно. Зато были видны белки Алтайских гор. Туристы набрали сушняка, снесли его на берег, к лодкам. Мальчишки установили палатку, планируя порыбачить и поесть если не уху, то паренку. Лена с Диной обследовали берега, нарвали душицы и зверобоя для чая.

Дина растягивала время. Этот фокус удавался ей все лучше. Следить за каждым мгновением. Не выпускать его из-под контроля. Каждое движение, каждый взмах ресниц, каждый взгляд становился осознанным, имел свой смысл. А какой вес приобретали при этом мысли и произнесенные вслух слова! Все имело значение. И как Игорь подавал Дине бутылку для воды, и как она ее брала… Как они наклонялись над родником, а капли попадали на руки и сверкали…

Ребята почистили картошку и несколько пойманных мелких хариусов, а пока варилась уха, все вдоволь накупались, поискали на берегу красивые камешки и сделали друг другу массаж прогретой на солнце галькой.

Время от времени Дина вскидывала голову на скалы, пытаясь заметить хотя бы тень Корбо.

– Пора выдвигаться, – наконец скомандовал Николай.

Задремавший Ленин нехотя выбрался из палатки. Дина мешкала. А когда уже все погрузились в лодки, она вдруг шагнула обратно.

– Я тут останусь. Пешком пойду. Я должна его привести, – затараторила она.

– Дин, ты чего?! – испугалась Лена.

Течение толкало лодки вперед, и мальчишки с трудом удерживали их, рискуя поломать весла о каменное дно реки.

– Я. Посмотрю. За собакой. И потом приду. Пешком. Не переживайте, – четко и как можно спокойнее сказала Динка, оттолкнула лодки, сколько хватило сил, на быстрину и пошла к берегу.

– Если сегодня не приду, значит, завтра утром ждите! – крикнула она.

– Э! Ты что?! А родителям твоим мы как это должны объяснить? – заволновался Николай.

И только Ленин не волновался.

– Ну так и скажем: придет попозже. Что здесь такого? Взрослый уже человек, пусть сама решает…

Синий утес вместе с Диной остался за поворотом, когда Игорь, сняв ветровку, прыгнул в воду и поплыл к берегу.

– Ну вот, теперь я за нее спокоен!.. – облегченно вздохнул Николай.

Вечером случилась катастрофа. Павел встретил школьного приятеля и отметил встречу.

орал пьяный Пашка, возвращаясь домой, когда натолкнулся на Диму.

– Митич, ты это… не сердись, – слегка протрезвел пастух, вспомнив, что вообще-то он должен был идти договариваться насчет машины. «ЗИЛ» им был нужен, чтобы довезти Тайну до Золотушки, где будут проходить бега. Пашка планировал доставить лошадь вечером, чтобы она отдохнула и освоилась, и переночевать с ней, а Дима собирался приехать с родителями пораньше утром. Под этот план они даже нашли замену на пастьбу, но теперь все срывалось.

Дима молчал. Только желваки ходили вверх-вниз.

– Не сердись, блин, ты… Ну чо теперь сделаешь! Да всю жизнь так! Машину ему жалко. Придумал, что сломалась! Да я и не пьяный к нему пришел… – выкручивался напарник.

– У тебя опять все виноваты, – буркнул Дима. – Тайна тебя теперь не подпустит, даже если машину найдем.

– Да и шансов в этих бегах у нас не было и нету, – оправдывался Пашка.

– Были… Да сплыли. Я пошел.

Шагая в сторону дороги, Димка не говорил – он орал… много нехорошего. Правда, про себя. «Урод! Можешь дальше скулить, – кричал он. – Ты же больше ни фига не можешь! Ты уже сгнил! Гнилье! Труха! Пустое место! Это не только мне надо! Это тебе было надо!» Был бы он чуто́к постарше, он все это не побоялся озвучить оставшемуся на обочине напарнику.

Давясь негодованием, Дима нашел в себе силы подняться на чердак и уже там бросился ничком на матрац и заскрипел зубами.

Леша с Андреем где-то бегали, родители уехали к могильнику встречать Динку с группой. Можно было даже поплакать без помех, но Димка не мог. Он несколько раз стукнул подушку кулаком, затем боднул головой, потом взвыл так, что Кипиш пулей влетел в будку, чуть не задавив парившую курицу.

– Это чего это? – удивился дед Алтынтас, сидевший на крыльце с топшуром. – Волки, что ли? Про волков у нас тоже есть что рассказать.

…Когда-то волчица в горах Алтая, в пещере с озером, воспитала девять человеческих детей. От них пошел наш род. Волк в каждой душе человека. Тихи шаги сильного зверя – зверя, чья голова на знаменах всадников, скачущих вперед. Конь и пес, собака и лошадь – рядом с человеком, его друзья и помощники. Волк не друг человека – он его старший брат. И когда придет беда, только серый небесный брат научит, как спастись. Обратись к душе, и она скажет: уходи в горы, береги жену, прячь детей. Стань серым, стань незаметным для врага. И только когда некуда отступать, стань синим, отправляйся на небо – погибай. Так ты будешь жить, так ты найдешь свой дом. Но если озеро твоей души высохло – ты погиб, и твой род погиб, потому что это уже не ты.

– Что-то ты развоевался сегодня, – неодобрительно заметила тетка Алена, дослушав песню кайчи.

– В такое время живем, – объяснил дед. – Хоть волком вой.

Прибежали мальчишки. Тетка Алена отправила их мыть руки и пошла греть ужин. Но Князь с Советником между мытьем рук и ужином успели провернуть свою операцию. Засунули в будку Кипишу под наседку еще одно яйцо – белое, маленькое.

– Неизвестно, сколько ему недель, – почесал макушку Леша. – Может, через день будет готово, а может, через месяц.