Аленький цветочек - Татьяна Кашпур

То ли вздох, то ли всхлип раздался где-то рядом. Мужчины оглянулись — в дверях стояла Настя.

— Извините, я наверно помешала? — не подав вида, что что-то слышала, обратилась к Джимму. — Мистер Мак-Рот, Джимм, ну когда же мы поедем?

Сколько она стояла в дверях? Что слышала? По ней не понять… Подхватила Джимма под руку и уволокла, не замечая Сулеймана. На следующий день Джимми уехал в Лондон. Сулейман попробовал развлечь заскучавшую Настю, но та, не вступая в разговор, или уходила, или молчала. Ночью Сулейман, как обычно последнее время, долго не мог заснуть. Решение отправить Анастасию домой далось ему нелегко, слишком уж он привязался к девушке. Но и увозить ее опять к себе он уже не мог. Он боялся, уже не за нее — за себя… Каждую ночь, прокручивая в голове различные варианты, он все крепче убеждался в своей правоте. Конечно, он поможет ей окончить образование, если… если она захочет… Внезапно он почувствовал запах гари!

Пожар? Накинув халат, он выскочил в коридор. Из Настиной спальни заметно просачивался дым. Рывком он распахнул дверь. Анастасия, сидя на кровати, разбрасывала по спальне горящие листы бумаги. Местами горел ковер, вот-вот зажжется пламенем постель! Что она делает? Сулейман подскочил к Насте, схватил ее в охапку, затащил в ванную, окатил душем уже затлевшую ночную рубашку. Схватив кувшины, наполнив их водой, кинулся заливать огонь. Настя, дрожа от холодной воды, пыталась ухватить его за руки.

— Сулла! Сулла… Прости!.. Прости меня… Я… я боялась… Вдруг Зверь опять прийдет… Мне показалось… Мне стало страшно… И… и я… как учил Джимми… Я рисовала и жгла, рисовала и жгла… Я… я не заметила пожар… Прости… Прости, Сулла!.. — она забилась в угол ванной, сидя на кафеле, как заведенная повторяла — Прости… Прости…

Наконец Сулейман потушил огонь. Красивая и уютная спальня представляла собой печальное зрелище. Открытое настежь большое окно впускало ночную довольно ощутимую прохладу. Кругом потеки, лужи воды. Ковер и наверно паркет испорчены полностью. Не в лучшем состоянии кровать — широкое пуховое одеяло и льняные простыни прогорели. Перина и подушки выпустили пух… Но самое жалкое зрелище представляла сама Настя, бледная и мокрая, с посиневшими губами, она беспрекословно дала Сулейману обернуть себя в махровую банную простынь и увести к себе.

— Немедленно в ванну! Горячая ванна! А я пока приготовлю горячий чай, не хватало, чтобы ты еще и простудилась! Ты в силах набрать ванну сама? Там висят мои халаты, полотенца — можешь воспользоваться, бери все, что надо!

Сулейман, почему-то разозлившись, был немного резковат. Мелькнувшую на лице девушки легкую тень торжества, он не заметил.

Позже, попив горячего чая с молоком, Анастасия удобно устроилась на жестковатой постели Сулеймана, сам же он привычно устроился в кресле, положив ноги на банкетку. Был уже третий час ночи. Устав от волнений последних часов, Сулейман начал дремать. Мирно посапывала Настя. Проснулся он внезапно, ласковые руки обвили его шею. Тугая грудь прижалась к его лицу. Да проснулся ли он вообще? Не сон ли это? Нет… Шелковые волосы накрыли его, стало душно, жарко. Влажные губы быстрыми поцелуями прошлись по лицу, задержались на его губах… Анастасия!..

— Сулла! Любимый… Сулла… иди ко мне… Сулла… — в призрачном свете луны слабо мерцало прекрасное обнаженное тело. — Сулла… Я люблю тебя! Сулла…

Легкими поцелуями она покрывала его шею, грудь, руки. Ее губы нежно коснулись обожженного страстью рта Сулеймана.

— Ана… Анастасия… — с трудом двигая непослушным языком, Сулейман попытался освободиться от сладких объятий. — Анастасия! Это… это… это невозможно! Я… я старик для тебя! Так… так нельзя! Анастасия!

— Ты… ты… не любишь меня? Ты…

Настя кошкой, изогнувшись, вскочила и бросилась к дверям. Гневным отчаянием блеснули глаза. Одним прыжком он догнал ее.

— Анастасия! — он с удовольствием ощутил ее тело, жаркое, упругое, нагое тело. Разум с космической скоростью сдавал одну за другой свои позиции. — Аластасия!.. Что ты со мной делаешь… Любимая! Я не имею права… Он подхватил ее на руки, крепко прижимая к себе. — Любимая!.. Анастасия… — он задохнулся от избытка счастья. — Любимая!.. Моя любимая! — чувства в пух и прах разгромили остатки разума. — Анастаия! Любимая!

Сулейман бережно опустил дрожащее тело на постель, нежными и сильными поцелуями прошелся по стыдливо прикрытым глазам, пылающим щекам, попробовал на вкус полные, горячие губы, нашел бешено вибрирующую жилку на шее, сухим языком обвел тугие вишни сосков.

— Сулла! О-о-о Сулла! Су-у-лла…

— Анастасия! Любимая! — его губы коснулись живота, язык проверил глубину пупка, только заблудившись в шелковых зарослях, он опомнился — он все еще в стареньких «домашних джинсах»! И как они не лопнули? Он с некоторым усилием освободился от них.

Анастасия молча наблюдала за ним, восприняла его обнаженное, аскетическое тело без видимого смущения.

— О-о-о Сулла! Я так люблю тебя, — ее руки вновь обвили и крепко прижали Сулеймана. — Сулла, ты помнишь наш разговор о любви. Я тебя так люблю, я не могу без тебя! Я умру без тебя! Хочу быть твоей на всю жизнь! Сулла! Ну же! Возьми меня!

— Анастасия! Я боюсь… Это может быть больно… Будет кровь… немного… Любимая! Я не имею права тебя любить! Но и не могу не любить тебя! Любовь моя! Анастасия…

— Не бойся… Я не боюсь боли… Я знаю… Ты не думай… Я все об этом знаю… — в перерывах между страстными поцелуями шептала Настя. Волна недоверия и ревности чуть охладила Сулеймана: уж не тот ли негодяй постарался просветить ее?

— Откуда? Откуда такая смелость?..

— О Сулла! Конечно, ты тщательно заблокировал в компьютере все программы об этом. Но здесь, здесь ты… ты забыл это сделать! — и тихо засмеявшись Настя еще крепче прижалась к Сулейману. — Так что теория пройдена, и я готова приступить к практике.

— Сорванец! Хитрюга! Анастасия! Значит ли это, что ты специально готовилась, знала, что это произойдет? — его удивлению не было предела.

— О да! Мы потеряли столько времени… Любимый! Ну же…

Рассвет ласковыми августовскими лучами смущенно проник в широкое венецианское окно, высветлив теплым розово-оранжевым цветом два обнаженных тела — смуглое мужское и алебастровое женское.

Любопытный мальчишка своим лучезарным взглядом пробежал по ним. Спят? Нет. Бездна счастья и радости светилась в двух парах глаз, эбеново-черных и серых. Любовь и радость, горевшая в их глубинах, готова была посоперничать с лучами утреннего Светила, с бесконечностью Вселенной.

— Сулла… Я хочу, чтобы эта сказка длилась вечно… Я влюбилась, как только увидела тебя впервые… Как школьница в учителя… Знаешь… так бывает… Я… очень боялась, что ты отправишь меня домой… Ты ведь хотел это сделать? Признайся! Особенно после того… тех раз, когда я не слушалась тебя? Поверь, любимый, я знала, что все так произойдет! Мне очень жаль… Спасая меня, ты убил его. А вдруг снадобье помгло бы?..

— Анастасия! Не вспоминай об этом. Ему ничего бы не помогло… Цветок? Увы, это была лишь призрачная надежда отчаянного отца… Забудь! А жалеть о том, что я взял тебя к себе? Желание отослать тебя к отцу росло во мне вместе с тобой. Ты взрослела у меня на глазах, и я чувствовал, что может настать тот момент, когда мне прийдется… Когда я увижу тебя возле тебя другого мужчину — для меня это было бы равносильным смерти. И потом, я так боялся, чтобы с тобой что-либо не случилось… Любимая…