Восточная стратегия. Родом из ВДВ - Валентин Бадрак

Покончив с цитатами, она вдруг спросила, глядя на Алексея в упор: «А ты веришь в возможность дружбы между мужчиной и женщиной? Настоящей, на всю жизнь?». «Не только верю, но и ищу такой дружбы», – с готовностью признался курсант и заглянул в ее пылающие глаза. Девушка отвела взгляд в сторону, а Алексей внезапно почувствовал озноб, как больной с высокой температурой. Никогда он не предполагал, чтобы еще совсем юная девочка, только-только вставшая из-за парты, могла так много и основательно думать о жизни. И они долго еще спорили о любви, просеивали сквозь сито двойного восприятия все, что знали об успешных и недостойных отношениях, о честности и преданности, о верности и подлости… Но даже не это было самым важным, а то, что им было о чем поговорить. Неожиданно выяснилось, что им достаточно друг друга. Аля оказалась подготовленной и находчивой собеседницей, готовой к острой полемике. Но, к его удивлению, до жестких споров у них не доходило: девушка умела так обыграть ситуацию, что и он совершенно непостижимым образом оставался на пьедестале, поддерживаемый ее ободрением и восхищением, и обсуждаемая тема никак не страдала. Книги, спорт, формулы преодоления трудностей и выбор алгоритма построения будущей жизни являлись бездонными, объединяющими, нескончаемыми темами. Их роднила активность и неистребимое желание яростно жить и формировать вокруг себя не просто область счастья, но неприкосновенное пространство. Развлечения, отдых, материальные приобретения если и присутствовали, то лишь как привязка к чему-то глобальному, вселенскому, осмысленному. Порой Алексею чудилось, что встреча с этой, еще до конца не сформированной девочкой встряхнула его изнутри, заставила сделать крупную ревизию мировоззрения, скорректировала общее миропонимание и смысл существования. «Верно, встреча эта судьбоносная, вечная», – думал он, когда быстрым шагом преодолевал дистанцию к большим входным воротам на улице Каляева.

Впервые Алексей оказался у Али в гостях в середине лета: юная хозяйка, накинув кухонный фартук, жарила отменные, сказочно сочные сырники. Он сидел на крошечной кухне между маленьким старым холодильником и столом и плотоядным взглядом притаившегося в засаде зверя наблюдал, как проворная девушка управлялась с мукой, тестом, творогом, сахаром. Аля была в обтягивающих спортивных брюках и футболке без рукавов, и когда ей приходилось поворачиваться к гостю спиной, чтобы перевернуть пышный сырник или убрать его со сковороды, электрический ток необузданного желания пронизывал курсанта насквозь с головы до низа живота, рассекал его одичавшую в лесах страсть надвое. Давно обделенный нежностью и тайно мечтающий о женской ласке, курсант чуть не умер, когда увидел пятнышко из муки, самым непостижимым образом оказавшееся чуть выше верхней, гиацинтовой, почти младенческой губки. Ах, как бы он желал убрать это пятнышко своими губами. Но это была бы слишком смелая провокация, за последствия которой даже Алексей, приученный к военной дисциплине, не ручался. Потому, когда она приблизилась к столу, он позволил себе лишь легким, почти случайным движением пальца смахнуть белую метку: она поняла и подарила в ответ бесподобную улыбку, от которой сердце завизжало, как тормоза резко сдерживаемой машины. Как же она благоухала! Как трепетала в ней цветущая, переливающаяся красками эмоций, пробуждающаяся женственность! И какую невероятную борьбу вел он с собой, считая, что усмиряет своих распоясавшихся демонов. Алексей не смел делать даже попыток прикоснуться к обожаемому объекту – она уже приняла облик святой и выглядела слишком хрупкой, слишком драгоценной для будничного пользования, а он боялся рисковать, чтобы не потерять ее. А еще он считал необходимым выпавшее на его долю великое испытание мужской натуры, силой загоняя в душную темницу собственные желания.

2

Ее многослойный душевный мир очень скоро стал крупным открытием. Необитаемым островом в океане грез, с обморочно манящим климатом и сочными плодами. Но незащищенным от ветров… Выяснилось, что эта девушка жила на свете совсем одна. Меркантильная тетка, сестра отца, не в счет, зато нельзя было обойти вниманием стратегическую договоренность с нею: та своими связями и умением совать деньги обеспечивала поступление в медицинский институт и содержание будущей студентки, взамен брала деньги за квартиру Али, на самом деле уже проданную. Аля внезапно оказалась бездомной сиротой. Правда, она не видела в этом жизненной трагедии, смело заявив, что образование для нее важнее, а все, что можно купить за деньги, будет куплено позже. «Все, что можно купить за деньги, слишком дешево стоит», – сказала она, запнувшись. Алексей уловил чужие мысли и понял, что не все в этой истории однозначно, но поднимать неприятную для нее тему не осмелился. Вопрос о родителях отдавался в Але мучительной, траурной болью в темных провалах ее глаз всякий раз, когда она вспоминала о них. Мама умерла от рака груди, когда девочке было всего двенадцать лет, и горечь от ее раннего ухода оставила болезненное, неистребимое клеймо в душе Али. Отец, утверждавший, что любил ее больше жизни, оказался неисправимым алкоголиком, готовым пропить даже свою душу. Он, пожалуй, всех по-своему любил. И никого при этом не замечал. Как определила Аля, он брел по жизни тяжело, неизвестно куда, никогда не глядя вперед дальше, чем ступали его ноги. И жизнь в конце концов сыграла с ним злую шутку: позапрошлой зимой он, будучи на добром подпитии, фатально поскользнулся в гололед прямо на ступеньках их парадного и, ударившись затылком о бетонный угол, уже больше никогда не поднялся. Через два дня Аля все с той же теткой, его сестрой, сама уже, как взрослая, участвовала в организации похорон… «Так вот откуда ее феноменальная взрослость, жесткость самоорганизации и такое упорство в преодолении трудностей! Вот откуда ее небывалая ответственность!» – мелькнуло в голове у Артеменко, и он еще больше влюблялся в девушку. Когда Аля говорила о маме, в уголках ее глаз таилась мимолетная печаль, которая быстро сменялась присущим ей неистребимым оптимизмом: «Мне некому было жаловаться, ведь мама умерла, а отцу-алкоголику много ли расскажешь о девичьих переживаниях и страхах? А потом однажды Наталья Леонидовна, мой тренер по плаванью, сказала замечательную вещь, которую я запомнила на всю жизнь: „Любая трудность становится в десять раз труднее, если относиться к ней как к несправедливости. Не бойся трудностей, потому что человеку дано свыше их ровно столько, сколько он может вынести”». Доверие между Алексеем и Алей росло, и откровениям предшествовали долгие беседы и затем не менее продолжительные размышления наедине. Однажды, когда молодые люди перебрасывались фразами о своих семьях, у них завязался долгий, неожиданно взрослый разговор на тему моделирования совместной жизни Адама и Евы. Начав его, как партию в шахматы, они обнаружили к окончанию беседы столь ясную душевную обнаженность друг друга, что их пробил озноб. Аля призналась, что мечтает и сделает все, чтобы создать семью, в которой отношения будут противоположны тем, которые она наблюдала у отца и матери. Сказанное вполне могло бы составить приличный манифест, подобный которому Артеменко никогда не слыхивал в стенах казармы. Больше всего его потрясла фраза девушки о том, что она хотела бы… стареть вместе с любимым человеком. Это было столь неожиданно и проникновенно, что он в порыве эмоций чуть не заключил ее в объятия; она вся дрожала, как от невыносимого холода, и он сам тоже не мог унять дрожь от того феноменального совпадения мыслей, случившегося у них. Курсант не верил в Бога, но ему казалось, что кто-то свыше руководит их мыслями и поступками. Алексею чудилось, что их вместе связали невидимым проводом и включили его в розетку – обоих здорово тряхнуло током. В тот вечер он сказал Игорю, что уже знает, с кем хотел бы связать свою жизнь навсегда. Имя девушки теперь было вписано в сознание ярким фломастером, он думал он ней постоянно и нигде не мог избавиться от настойчивых мыслей. Артеменко думал о ней на тактическом поле, когда руководил учебным захватом командного пункта на импровизированной военной базе. Она была с ним, когда он отчаянно запрыгивал в люк БМД, резко наводил скорострельную пушку на цель и посылал огненную очередь – серию амурных звездочек, выпрыгивающих из ствола со скоростью пятьсот неподражаемых поцелуев в минуту. Ее образ не покидал его ни в момент прыжка из самолета на километровой высоте, ни в бессонном карауле… Отныне она незримо присутствовала везде, словно ангел…