Железная Дева - Лана Синявская

– И это вовсе не его ксерокс. Он одолжил его у приятеля на лето. Тот купил новую машину, еще более современную, а эту собирался продавать осенью. Вот Владик и попросил ее на время. Он хотел накопить денег на свадебное путешествие.

Она заплакала, размазывая слезы по щекам и судорожно кусая губы.

О, Господи! Какая нелепость! – Ужаснулась я. – Но все еще можно спасти! Я повернулась к Лене и спросила, внимательно глядя на нее:

– Леночка, вы не побоитесь рассказать в милиции все, что мне только что рассказали? Достаточно ли сильно вы любите его, чтобы выдержать нечто очень неприятное, что вам, возможно, придется услышать?

– Да я на все готова ради него! – Горячо воскликнула она. Что бы ни случилось, я знаю, что он самый лучший человек на свете!

– Хорошо. Помните о том, что вы сейчас сказали. – Сказала я и быстро пошла к выходу.

– Куда же вы? Я пойду с вами!

– Нет. – Твердо сказала я. – Еще не время.

Я собиралась срочно отправиться к Борису, но, выйдя из подъезда, обнаружила, что возле дома, где жил Владлен Алексеевич, стоит милицейская машина. Резко сменив направление, я бросилась туда и взлетела на восьмой этаж. Возле приоткрытой двери курили двое оперативников. Один из них узнал меня и кивнул.

– Борис там? – Отрывисто спросила я.

– Там. Этот гад согласился на следственный эксперимент. Сейчас расписывает в красках, как совершал все эти мерзости. Постой, ты куда. Туда нельзя!

Но я, не слушая его крик, ворвалась внутрь и угодила прямо в лапы Бориса.

– Я говорил ей, что нельзя. – Промямлил подоспевший оперативник.

– Ладно. Иди. – Отрезал Борис и свирепо уставился на меня. Я выдержала его взгляд.

– Зачем ты притащилась сюда? Хочешь, чтобы я отправил тебя домой под конвоем? Я тебе это устрою.

– Прекрати. – Рявкнула я. – Липанов невиновен!

– Я это уже слышал и сказал тебе утром все, что думаю по этому поводу.

– А я говорю, что ты осел! Ты станешь посмешищем, если немедленно меня не выслушаешь!

Он взорвался:

– Ты, кажется, думаешь…

– Не кажется. Я действительно думаю, в отличие от некоторых. – Огрызнулась я. – У меня есть свидетель. И есть доказательства, что Липанов возвел на себя напраслину. И я могу еще раз повторить, что никакого тайника за ковром не было. Пусть меня сажают за незаконное проникновение в квартиру! Много все равно не дадут!

– О каком свидетеле ты говоришь? – Уже более спокойно спросил Борис. – Почему его имя не назвал сам Липанов?

– Да потому, что он больше всего на свете боялся, что этот свидетель узнает о его прошлом. Он защищал ее от вас, не хотел, чтобы вы затаскали ее по допросам и судам.

– Ее? Это девушка?

– Да. Представь себе! Девушка. Его невеста, с которой он собирался расписаться меньше чем через месяц! Тебе не кажется, что такие намерения несколько необычны для маньяка, который пачками похищает невинных девушек?

– Если ты не врешь…

– Я никогда не вру… То есть не вру, когда дело касается серьезных вещей. Кроме того, она готова дать показания. Ее мать видела их обоих в день похищения. Думаю, что и в другие дни найдутся свидетели, которые подтвердят его невиновность.

– Хорошо. То, что ты говоришь, выглядит убедительно. Я сейчас…

Договорить он не успел. Со стороны комнаты раздался оглушительный звон бьющегося стекла и испуганные крики мужчин. Мы с Борисом вбежали в комнату и я увидела острые осколки, торчащие в оконной раме. Это могло означать только одно – в комнате осталось на одного человека меньше, чем было. Мне не нужно было всматриваться в лица присутствующих, чтобы понять, кто был этот человек. Пока мы с Борисом препирались в прихожей, Липанов принял свое собственное решение и шагнул из окна.

– Быстро. Вниз. Позвоните в скорую. – Слышала я, словно сквозь сон, отрывистые команды.

– Какая скорая. – Прошептала я. – Восьмой этаж…

Ни на кого не глядя, я медленно вышла из квартиры и спустилась по ступенькам. Возле распростертого на земле тела начала собираться толпа.

В стороне, под тоненьки рябиновым деревцем я увидела хрупкую фигурку со стиснутыми на груди руками. Я подошла к Лене и тихо сказал, стараясь не смотреть ей в глаза:

– Извини. Я не успела.

И пошла прочь.

Но не успела я сделать и пары шагов, как из кустов мне навстречу выскочила Демьянова. Держа ручку наготове, она спросила, жадно ловя каждое мое слово:

– Вы были там? Как это произошло? Он сам выбросился? Почему?

Я остановилась, посмотрела на ее горящее нетерпением лицо и сказала:

– Пошла ты со своими вопросами… – И я, подробно и доходчиво объяснила ей куда и какой дорогой она должна идти.

Журналистка открыла рот, изумленно глядя на меня, потом захлопнула его и потрусила в сторону собравшихся зевак.

* * *

Всю ночь я промучилась без сна, ненавидя себя за то, что не смогла предотвратить случившееся. Я понимала, что от меня мало что зависело, но мне было до того мерзко, что я готова была закричать.

Преступник оказался хитрее. Он был жесток и умен, ловко воспользовался тем, что у несчастного психолога оказалось запятнанное прошлое, чтобы свалить на него свою вину. Последние дни я потратила впустую. Похититель по-прежнему на свободе, что с похищенными девушками – неизвестно, а еще один человек погиб.

К утру я немного пришла в себя и меня внезапно охватила злость. Фотографию Липанову подкинул преступник. Остальные дети на снимках, скорее всего, не имеют никакого отношения к реабилитационному центру, но какое это теперь имеет значение?

Нужно все начинать заново. И я это сделаю. Черта с два преступнику удастся выйти сухим из воды! Я зашла так далеко и теперь пойду до конца.

В институте только и было разговоров, что об аресте Липанова. Слухи о его самоубийстве еще не дошли и мне неприятно было слышать, как его вчерашние коллеги, которые наверняка здоровались с ним за руку при встрече, поливали его грязью.

В конце концов мне надоело слушать все эти пакости и я, находясь в самой гуще народа, столпившегося в деканате, громко и отчетливо сказала:

– Владлен Алексеевич невиновен. Он покончил с собой вчера, в своей квартире. Обвинение было подстроено.

Стало так тихо, что я услышала, как бьется об оконное стекло случайно залетевшая в комнату муха.

– Откуда тебе это известно? – Спросила Ольга Васильевна. Ее глаза смотрели спокойно, как всегда, но губы сжались в узкую полоску. Она не одобряла моего поведения. Да что там. Я сама себя не одобряла. Но только не в этот раз. Я была рада, что сказала правду и остановила этот нескончаемый поток грязи.