Сосны. Город в Нигде - Блейк Крауч

– Просто такое средство, чтобы укрепить наши расшалившиеся нервишки.

– Не хочу.

– Теперь лежите тихонечко.

Она постучала по медиальной подкожной вене на внутренней стороне его правой руки, а Итан напружинился так, что пальцы от стальных браслетов онемели.

– Я не хочу.

Медсестра Пэм подняла глаза, а потом склонилась настолько близко к лицу Итана, что он ощущал кончики ее ресниц, когда она моргала. Почуял ее помаду и с близкого расстояния разглядел чистую изумрудную ясность ее глаз.

– Лежите тихонечко, мистер Бёрк, – улыбнулась она, – или я вгоню эту херовину прямо вам до кости.

Похолодев от этих слов, Итан принялся извиваться еще энергичнее под лязг цепочек наручников о перила.

– Даже не прикасайтесь ко мне, – яростно просипел он.

– А, значит, вы не хотите так играть? – спросила медсестра. – Ладушки.

Все с той же лучезарной улыбкой она перехватила шприц, теперь держа его, как нож, и не успел Итан сообразить, что она затевает, вонзила иглу сбоку в его большую ягодичную мышцу, погрузив ее по самый шприц.

Оставив по себе неутихающую пронзительную боль, медсестра неспешно подошла через палату к психиатру.

– Не попали в вену? – поинтересовался Дженкинс.

– Слишком много дергался.

– И через сколько же он отключится?

– Минут через пятнадцать от силы. Операционная для него готова?

– Ага, везите его. – Уже пятясь к двери, Дженкинс адресовал свою последнюю реплику Итану: – Я наведаюсь для осмотра, когда вас закончат резать и сшивать. Удачи, Итан. Мы вас поставим на ноги.

– Я не согласен, – бросил Итан, вложив в это всю силу, какую смог собрать, но Дженкинс уже вышел из палаты.

Через заплывшие глаза Итан следил за перемещением медсестры Пэм к изголовью его каталки. Она ухватилась за перила, и каталка пришла в движение; одно из передних колесиков со скрипом завихлялось по линолеуму.

– Почему вы не уважаете мою волю? – Итан старательно контролировал голос, решив испробовать более деликатный подход.

Не отвечая, она просто покатила его дальше – из палаты в коридор, все такой же пустынный и тихий, как и прежде.

Увидев приближение поста медсестры, Итан приподнял голову.

Все без исключения попадавшиеся по пути двери были закрыты, ни лучика света не пробивалось ни из-под одной.

– На этом этаже больше никого, так ведь? – спросил Итан.

Медсестра насвистывала мотивчик под ритм скрипучего колесика.

– Зачем вы так со мной? – спросил он, и в его голосе прозвучала отнюдь не фальшивая нотка отчаяния, исходившая прямо из родника ужаса, забившего в районе солнечного сплетения с силой, нарастающей что ни миг.

Посмотрел на нее – под странным углом из своего лежачего положения видя нижнюю сторону ее подбородка, губы, нос, мелькающие мимо потолочные панели и длинные люминесцентные лампы.

– Пэм, – проговорил он. – Пожалуйста. Поговори со мной. Растолкуй мне, что происходит.

Она не удостоила его даже взглядом.

Миновав пост медсестры, Пэм отпустила каталку, позволив ей проехать по инерции еще немного и остановиться, и подошла к двустворчатым дверям в торце коридора.

Итан бросил взгляд на табличку над ними.

ОПЕРАЦИОННАЯ

Одна из створок распахнулась, и оттуда вышел мужчина в синем хирургическом костюме с уже натянутыми на руки латексными перчатками.

Маска на лице скрывала все черты, кроме пары спокойных, проницательных глаз, цветом почти идеально соответствующих костюму.

– Почему он еще бодрствует? – тихим, спокойным голосом спросил он у медсестры.

– Слишком сопротивлялся. Не могла попасть в вену.

Хирург бросил взгляд на Итана.

– Ладно, оставьте его здесь, пока не отключится. Сколько это еще займет, как по-вашему?

– Десять минут.

Коротко кивнув, он направился обратно в операционную, толкнув дверь плечом, всей фигурой выражая агрессию и злость.

– Эй! – окликнул его Итан. – Я хочу с вами поговорить!

Через несколько секунд двери распахнулись, и взору Итана открылась вся операционная целиком…

Операционный стол в центре комнаты в окружении больших, ярких ламп.

Рядом металлическая тележка на колесиках с целым арсеналом хирургических инструментов.

Все чистое, сверкающее, аккуратно выложенное на стерильную салфетку.

Скальпели всех размеров.

Пилы для костей.

Щипцы и пинцеты.

Инструменты, названий которых Итан не знал, но напоминающие электроинструмент.

За секунду до того, как створки сомкнулись снова, он увидел, как хирург, остановившись перед тележкой, извлек из чехла дрель. Поглядев на Итана, нажал несколько раз на спуск дрели, наполняя операционную ее тонким визгом.

Грудь Итана под больничной сорочкой порывисто вздымалась, он почувствовал, как участившийся пульс ухает бас-барабаном. Оглянувшись на пост медсестры, заметил, как Пэм скрывается за углом.

На миг он остался в коридоре один.

Ни звука, кроме лязга скальпелей и медицинского оборудования по ту сторону двустворчатых дверей. Утихающая поступь медсестры. Гул люминесцентной лампы прямо над ним.

Безумная мысль – а что, если он и вправду сумасшедший? Что, если хирург в этой операционной вскроет его и действительно поправит? Исчезнет ли все это тогда? Утратит ли он эту личность? Станет ли другим человеком в мире, где его жены и сына даже не существует?

Он исхитрился сесть.

В голове гудело, она шла кругом, став большой и неповоротливой, но это вполне могло быть следствием побоев от рук шерифа Поупа.

Итан поглядел на запястья обеих рук, прикованные наручниками к металлическим перилам каталки.

Подергал браслеты, цепочки натянулись, кисти рук посинели.

Мука мученическая.

Он ослабил напряжение и дернулся назад достаточно сильно, чтобы сталь браслетов впилась в запястья. На левом наручник рассек кожу, забрызгав простыню кровью.

Ноги свободны.

Перебросив правую через боковые перила, он напрягся изо всех сил, стремясь дотянуться до стены, но не достал на целых три дюйма.

Откинувшись обратно на каталку, Итан холодным, пристальным взором впервые поглядел на то, в какой глубокой и темной жопе оказался – накачан наркотиками, скован, и его вот-вот покатят в операционную, где сотворят с ним бог знает что.

Он вынужден был признать, что когда в последний раз очнулся в больнице и беседовал с доктором Дженкинсом, то прошел через полосу неуверенности в себе, недоумения, страха, что, быть может, действительно получил какую-то травму, сказавшуюся на нем неврологически.