Пленники солнца - Юлия Герман

— И что ты предлагаешь?! — рявкнул в отчаянии. — Оставить ее там страдать, допустить, чтобы она заживо сгнила?! Я не могу и не позволю этому закончиться именно так.

— Прости, но я тебе в этом деле не помощник, — Стекло вытер губы салфеткой, откидывая ее в сторону.

— Сколько? — перешел к наступлению, не собираясь сдаваться.

Степан внимательно посмотрел на меня, не понимая, о чем я говорю.

— Сколько будет стоить твоя помощь?

— Я уже сказал, что, к сожалению, не могу тебе ничем посодействовать в этом деле.

— Десять кусков?

— Деньги здесь ничего не решают, Макс.

— Двадцать?

— Мне жаль, — он начал вставать из-за стола, собираясь оставить меня ни с чем.

— Пятьдесят?

Степан вернулся на место, смотря куда-то прямо перед собой на столешницу.

— Надеюсь, у тебя еще осталось бабло, потому как они охотнее примут неверного с бабками, — приблизился ко мне, стараясь говорить как можно тише. — Я смогу устроить встречу с их человеком. Но не смогу помочь найти сестру. Это тебе придется делать самостоятельно.

— Хорошо, — почувствовал, как в груди вновь вспыхивает надежда.

— Не знаю, что именно ты задумал, но встретившись с тем человеком, говори о том, что хочешь сменить веру и выйти на праведный путь. Говори о том, как ты устал бродить во тьме и прочую чушь, способную убедить его в реальности твоих взглядов. И обязательно сделай акцент на том, что ты не с пустыми руками.

— Понял, — переплел пальцы, положив руки на стол, стараясь не пропустить ни единого слова.

— А как дело пойдет дальше, зависит только от тебя.

— Спасибо, Стёп. Ты не представляешь, что она для меня значит.

— Даже не хочу пробовать представлять, — в его взгляде читалась смесь удивления с ужасом. — Они сделают из тебя смертника, ты понимаешь это?

— Мне плевать. Главное вытащить оттуда Маю.

Степан, казалось, не верил до конца в мою решимость пойти на подобное безумие ради другого человека. Он не сводил с меня глаз, будто пытаясь убедиться, не шутка ли все это.

— Я вышлю координаты и время встречи после того, как получу деньги.

— Нет. Всю сумму я тебе не отдам сразу, прости. Половину до, а вторую после того, как состоится встреча.

— Перестал доверять всем на слово, — рассмеялся Стекло. — Время нашего сотрудничества не прошло для тебя даром.

— Верно. Не прошло.

— Что ж. Полагаю, это наша последняя встреча, — нахмурился Степан.

— Вероятнее всего, — равнодушно ответил.

Стекло не относится к тому типу людей, по кому я буду скучать.

— Удачи тебе, Крюгер. И жду сообщения о переведенных деньгах.

Приятель встал из-за стола, протягивая руку для пожатия. Последовав его примеру, поднялся с места и ответил на его жест.

— Будь осторожен, — проговорил, обняв меня и похлопав по спине.

— Ты тоже, — проводил его взглядом, зная, что вижу его в последний раз.

Бескрайние пески, встретившиеся мне при первом знакомстве с пустыней несколько лет назад, надолго запали мне в душу. Барханы блестели на солнце, будто небрежно рассыпанный по земле драгоценный металл. Золотые волны дюн, сменяющихся одна другой и сливающихся в монотонную картинку, еще долгое время снились мне по ночам. Но сейчас пейзаж за окном совершенно не вызывал восторга, скорее наоборот. Усыпанная камнями пустыня с редкими песчаными участками и клочками зелени в виде чахлых кустарников производила унылое впечатление. Все вокруг вызывало отторжение: ландшафт, язык и люди. Особенно люди.

Весь тот дискомфорт, испытанный в присутствии друзей Башира, оказался ничем по сравнению с тем, насколько ничтожной и презренной я ощущала себя теперь. На меня смотрели как на вещь, что необходима лишь для разового употребления. Именно так я чувствовала себя после прошлой ночи и перелета, именно это чувство крепло во мне во время поездки в окружении незнакомых мужчин. Усаживаясь в машину, я впервые была рада абайе и хиджабу, в которые меня вырядил с утра Башир, но они словно лишь сильнее притягивали глаза незнакомцев, фантазирующих о том, что скрыто под объемным платьем.

Никогда не забуду лицо мужа, когда он открыл дверь спальни, и того, с каким отвращением швырнул в меня черным одеянием. Не забуду и путь до аэропорта, где он предпочитал делать вид, будто не замечает меня. Но меня это не обижало. Более того, заранее была готова к его отчужденности. Вчера я унизила его, оскорбила, а мужчины всегда тяжело переносят удары по своему самолюбию, тем более арабы. И хоть пощечина и оскорбления в мой адрес до сих пор отдавались эхом в голове, все же их я предвидела еще до наступления брачной ночи, как и последовавший кошмар. Хотя в воображении все выглядело не настолько ужасно и не так болезненно. Единственное, что меня действительно поразило, это новые документы, по которым я проходила таможню. Подумать только, уже на следующий день после бракосочетания я держала паспорт с новым именем и гражданством. Таможенник долго и пристально смотрел на фото, сравнивая его с моим лицом, но в конечном итоге поставил необходимую печать, пропуская на борт самолета.

Заложенность в ушах до сих пор не ушла после перепада давления, а гул мотора джипа создавал иллюзию вакуума вокруг. Разговоры спутников звучали приглушенно, словно через вату. А я лишь думала, насколько коварна и обманчива пустыня. Сколько искалеченных жизней скрывается под видимым спокойствием равнины. Как легко здесь бесследно раствориться, и никто и никогда не узнает, что именно с тобой произошло.

Наши спутники ничем не отличались от других арабов. Облаченные в дишдашу и гутру, производили впечатление уважаемых господ. Вот только это была лишь видимость. К моему огромному облегчению чужаки занимали передние сидения, а рядом со мной ехал Башир, обменивающийся с приятелями какими-то новостями и громко смеющийся. Правда, до сих пор продолжающий игнорировать мое присутствие. Зато его знакомые не стеснялись кидать в мою сторону любопытные взгляды с примесью презрения.

Старательно делая вид, будто не замечаю их внимания, смотрела в окно на голубое небо и высохшую почву, ощущая отвращение к местности и всему, что с ней связано. Где-то глубоко внутри я сожалела о своем решении, но стоило вспомнить лица родителей пропавших девушек, чья судьба глубоко безразлична всем, кроме их близких, и тогда внутри поднималась волна протеста, не позволяющая мне забыть, ради чего все это затеяно, и о том, что я не могу как и остальные, просто притвориться, будто их никогда не существовало, тем более не могла так поступить теперь, когда приблизилась так близко.