Двадцатая рапсодия Листа - Виталий Бабенко

Поначалу такого деревенского бирюка, каким я стал после смерти Дашеньки, Лаишев даже подавлял – не шумом и гамом, но именно своей столичной похожестью. А вот шума и гама здесь как раз нет, разве что летом, когда бывает в Лаишеве знаменитая Железная ярмарка. Недаром Василий Иванович Немирович-Данченко назвал наш Лаишев «Железным городом». Во все же остальные времена года мягкая тишь и даже немного сонная благодать царят на лаишевских улицах. Кто-то рассказывал мне, теперь и не вспомню кто, будто сам Пушкин назвал Лаишев «городом в шлафроке». Уж не знаю, где этот мною забытый «кто-то» такое выискал, но я, сколько ни читал Александра Сергеевича, не только не встречал такой характеристики, но и упоминания о Лаишеве у поэта не находил. Выдумали, наверное. Однако дефиницию «город в шлафроке» кто-то зоркий и талантливый догадал, именно такой наш Лаишев и есть.

От окраины города до Базарной площади мы доехали каким-то странным манером – сделав небольшой крюк там, где его вовсе делать не нужно было, и потратив на небольшое, в сущности, расстояние, где и пешком-то было рукой подать, минут пятнадцать. Остановившись на площади там, где обыкновенно стояли местные лаишевские возки с ямщиками и дровни крестьян из окрестных деревень, Яков оборотился и вопросительно посмотрел на Владимира.

– Да-да, – сказал Владимир. – Сюда нам и надобно. Спасибо, Яков Васильевич. У вас, небось, дел много? Ну, и у нас с Николаем Афанасьевичем тоже дела имеются. Вы когда надеетесь освободиться?

Мельник почесал лоб, поглядел на низкое зимнее солнце.

– Это смотря что вы имеете в виду и смотря какие дальнейшие виды на меня имеете.

– Я это к тому, – уточнил Владимир, – что надо бы нам договориться, когда мы назад поедем. Двухтрех часов вам хватит?

– Господин Ульянов, вы, чай, в полости не перегрелись ли?! – Паклин даже руками всплеснул. – Кто же это такие расстояния в один день покрывает? Сюда шестьдесят верст, назад шестьдесят верст – мы разве в каких гонках участвуем? Лошади у меня свои, не казенные, так ведь и казенных каждые двадцать верст меняют. Нет уж, сегодня мы здесь, четвероногие мои труженики отдохнут, кстати, двуногим отдых тоже не помешает, а завтра поутру – в обратный путь. Я-то уж точно у двоюродного брата переночую. – Мельник ткнул кнутом в сторону ближайшей улицы. – Брат у меня тут на Крепостной живет, чайная у него для ямщиков. В общем, ежели что, там меня и найдете. Вон, в угловом доме.

– А как же мне быть? – жалобно и очень по-детски спросил Владимир. – Я здесь никого не знаю, и остановиться мне не у кого.

Яков Паклин вопросительно посмотрел на меня.

– Готовясь в такую поездку, надо было о ночлеге заранее подумать, – сказал он. – Однако Николай Афанасьевич человек опытный, с походной закалкой, он наверняка что-нибудь придумает. Ладно, мне здесь по хозяйству кое-что прикупить надо. Пройдусь-ка я по рядам. Бывайте, господа хорошие. И имейте в виду, завтра поедем не позднее восьми.

– Ладно. – Владимир выпрыгнул из кибитки. – Походная закалка, говорите? – Он перевел взгляд с Якова на меня. – Значит, будем закаляться. Вот только объяснили бы вы нам, Яков Васильевич, как на Камисарскую улицу покороче пройти? Вы ведь эти места знаете, не то что мы.

Я на самом деле знал, где находится эта улица, но промолчал. Яков задумался.

– По-моему, Камисарская улица – это ежели в Шумбутский переулок свернуть, третий справа. – Он махнул рукой в направлении центра города. – После – площадь, на ней городская управа будет, сразу увидите. А уж от управы – первый или второй поворот направо, она и будет, Камисарская, – уверенно сказал мельник.

Владимир вопросительно взглянул на меня. Я кивнул, подтверждая слова Якова, и мы, попрощавшись с мельником, отправились в путь.

Не прошли мы и двадцати шагов, как Владимир повторил свой вопрос:

– Так как же мне быть, Николай Афанасьевич? Или, правильнее сказать, как нам быть? Я, честно говоря, не предполагал оставаться здесь на ночлег.

«Вот, господин студент, – подумал я про себя, – не все вам советы давать да людьми старше себя распоряжаться. Иногда надо и взрослые планы строить, и житейские ситуации по-взрослому предусматривать».

Конечно, ничего такого я вслух не сказал, а, помедлив, предложил следующее.

– Как вы, наверно, догадываетесь, Владимир, никакого двоюродного брата, в отличие от мельника, у меня здесь нет. И прямых родственников тоже. Так что придется нам, как делали путники во все времена, остановиться в гостинице.

– Нет! – с жаром воскликнул молодой Ульянов. – Я не при деньгах, а потому гостиница для меня исключается. Я лучше на станцию попрошусь, с извозчиками переночую.

Тут уж я не на шутку разозлился.

– Не говорите глупости, молодой человек! – с не меньшим жаром сказал я. – Вы еще скажите – «в ночлежку пойду». Я, правда, не знаю, где в Лаишеве ночлежка и есть ли она, но с вас станется ее найти. Нет уж, я за вас поручился, значит, вы будете под моим присмотром. Не под надзором, заметьте, а под присмотром. Кроме того, я взял на себя ответственность за ваше поведение. Так что ночевать мы будем в гостинице. А о деньгах не думайте. Есть у меня некоторое количество дублонов, авось на прожитиё хватит.

– Чтобы я, дворянин Владимир Ульянов, брал деньги… – начал было он.

– Хватит! – рявкнул я. – Пока вы еще ничего не брали, и мы их даже тратить не начали. А если начнем тратить – после сочтемся как-нибудь…

Несколько минут Владимир шел насупившись, низко надвинув соболью шапку на лоб. Вскоре, впрочем, лицо его прояснилось.

– А скажите, Николай Афанасьевич, почему здесь такие странные названия улиц – Камисарская, Шумбутский переулок?

Я улыбнулся. Все-таки студент – это всегда студент, даже если его вытурили из университета. Очень я уважаю в людях любознательность – сам такой и, видя пытливого человека, непременно его поощряю. Хорошо, что я немало читал об истории нашей губернии, и на вопросы молодого Ульянова у меня были ответы.

– Ах, Володя, – сказал я, – Лаишев – довольно старый город. Он был заложен в 1557 году, только тогда это была крепость, а впоследствии поселение именовалось пригородом, и уже тогда было в нем комиссарство для судопроизводства – по-старому, «камисарство», отсюда и название улицы. А городом Лаишев стал чуть более века назад – в 1781 году, когда было открыто Казанское наместничество. Что касается Шумбутского переулка… Есть в наших краях речка Шумбут. Нет, не подумайте, не в честь речки переулок назван, улицы редко получают названия от мелких речушек, если только сама улица не проходит по старому руслу. Так вот, в дачах генерал-поручика графа Воронцова, располагавшихся при речке Шумбуте, был винокуренный завод. Сами понимаете, как назывался сей завод, – правильно, Шумбутский. И вино такое же название имело. Вот, то ли от вина, то ли от завода переулок и заимел свое название…

Так, за разговорами, коих мне так не хватало по дороге в Лаишев, мы дошли до Камисарской улицы. Я вопросительно посмотрел на моего спутника. Владимир, сверившись по извлеченной из кармана бумажке, двинулся по заснеженной мостовой, поглядывая на номера домов. У дома номер десять – кирпичного двухэтажного здания под шатровой крышей, зеленый цвет которой проступал местами сквозь снежный покров, словно прошлогодняя трава сквозь проталины по ранней весне, – он остановился.