Стилист для снежного человека - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
– Сирота я, сирота, – со слезами в голосе причитал Илья, –никому не нужный, лишенный тепла родительского, заботы и ласки. Отец только осебе думал: съемки, экспедиции, бросил меня, бедного, без внимания. Отчего япью? От горя и тоски…
Мне быстро надоели стоны, поэтому я спросила:
– Тебе сколько лет?
– Сорок, а что?
– Да то, что в этом возрасте многие люди сироты. Мог бы иработать пойти!
Сказав последнюю фразу, я моментально пожалела о ней, аИлья, воспользовавшись моей оплошностью, принялся педалировать иную тему.
Он гениальный, но непризнанный режиссер, может сниматьпотрясающие картины, но в нашем кинобизнесе двух Волков не надо. Отец задавилкарьеру сына! Не позволяет мальчику развиваться, лишил его возможностиреализоваться, вот почему Илья пьет! От горя и тоски, живет, никому не нужный, мамаумерла, он сирота…
– Ты о Звонаревой рассказывай, – снова прервала я нытьепьянчуги, – а то не видать тебе коньяка, как собственных ушей.
– Ладно, – неожиданно легко перешел к нужной теме Илья, –отец мой ханжа, не пьет вообще! Ну лишь по праздникам, грамм пятьдесят. Скажи,идиот?
Я только вздохнула. Жаба не поймет лебедя, они живут вразных плоскостях.
Никита, в отличие от Ильи, совершенно не балуетсягорячительными напитками. Одно время, правда, отец держал в доме бутылки, длягостей, но потом, сообразив, что сын-алкоголик регулярно пользуется баром,вынес из дома все, пахнущее спиртом, даже одеколона в ванной не стоит.
Представляете теперь, как удивился Илья, когда однажды,открыв отцу дверь, обнаружил того пьяным в лоскуты.
– Папа! – пораженно воскликнул он.
К тому времени отношения между Ильей и Никитой былибезнадежно испорчены. Младшему никогда не приходило в голову говорить старшемуласковое «папа», но удивление было столь велико, что Илья внезапно превратилсяв маленького растерянного мальчика.
– Пошел вон, ублюдок, – проревел всегда интеллигентныйНикита и рухнул в коридоре у вешалки.
Илья и домработница перепугались еще больше. Кое-как ониподняли каменно-тяжелое тело главы семьи и уложили на кровать.
Пораженный до глубины души Илья в тот вечер сам не сталприкладываться к бутылке, лег спать трезвым. Но утром он испытал еще большееудивление: не успели большие часы в кабинете пробить семь раз, как в дверьпозвонили, и в прихожей появился Олег Ремизов, самый близкий приятель Никиты.Увидав Ремизова, Илья просто лишился дара речи.
Дело в том, что Олег много лет назад попал в автомобильнуюкатастрофу и с тех пор ездит в инвалидной коляске. Ремизов работаетпереводчиком, он востребован и имеет неплохой заработок, но Москва неприспособлена для человека, которого злая судьба лишила возможности двигатьсясамостоятельно. Двери в лифты узкие, пандусы повсеместно отсутствуют, о том,чтобы спуститься в метро, и речи быть не может. Ремизов основную часть временипроводит на даче, рукописи для перевода ему присылают с курьером. Никита часто встречалсяс Олегом, ездил к нему за город, когда-то брал с собой и маленького Илью, ноОлег приехал на квартиру к старому другу лишь один раз, в день смерти женыНикиты. Илья, хоть и был совсем крошкой, очень хорошо помнил, как после поминокдвое крепких мужчин на руках снесли Ремизова вниз, инвалидная коляска не вошлав лифт и не проехала по лестнице. И вот сейчас Олег вкатывается в холл, теперьу него было импортное кресло на колесах, узкое, компактное, легкое.
– Где Никита? – сурово спросил он.
– В кабинете или спит еще, не знаю, дядя Олег, – растеряннопробормотал Илья.
Ремизов молча порулил по коридору, а Илья в глубокойзадумчивости отправился на кухню, но до пищеблока пьяница не добрался, егомучило жуткое любопытство. Что случилось у отца? Отчего он вчера назюзюкался допотери пульса? С какой стати затворник Ремизов покинул свою фазенду?
Сняв тапочки, Илья на цыпочках подкрался к двери комнатыотца и приник ухом к замочной скважине.
– Все знает, – послышался тихий голос Никиты, – все! Имеет наруках документы.
– Обещает отдать?
– Да, в обмен на съемки Звонаревой. Какой подлец, мерзавец,негодяй.
– Давай не будем сейчас оценивать моральные качества других.
– Ты презираешь меня, ты, который все знает и понимает! Ачто же теперь говорить о других людях!
– Успокойся, я просто хотел сказать, незачем заниматьсясамоедством, и потом… все давно умерли.
– Документы! Документы целы, – заорал Никита, – бумаги-то негорят, оказывается, все сберегли, сволочи, подшили в папочки, сброшюровали. Атеперь представь вой, который поднимут газеты.
– Тише, – шикнул Олег, – не ори. Или хочешь, чтобы народоказался в курсе дела?
– Дома никого нет!
– Мне дверь Илья открыл.
– Он, как всегда, пьяный лежит.
– Выглядел трезвым.
– Ошибаешься, мое горе практически не бывает в разуме.
– Ладно, это бессмысленный спор. Не за чем бояться газет,если рискнешь рассказать правду… Хочешь совет?
– Да, – тихо ответил Никита.
– Ох и испугался я ночью, когда ты, еле-еле ворочая языком,позвонил, – протянул Ремизов, – подумал, инсульт тебя разбил! Как назло, машинасломалась, пока такси за мной ехало, я чуть с ума не сошел, а ты, оказывается,напился!
– Лучше посоветуй, как поступить, – перебил лучшего другаВолк.
– Собери журналюг, побольше, и честно расскажи все, с самогоначала, с шестидесятых годов, про Веру, ну и так далее. Тебя поймут, к тому жеучастники событий давно покойники.
– Богоявленский жив!
– Пустяки, он безумный старик.
– Окстись, Владлен нашего возраста.
– Так мы и есть старики, – засмеялся Ремизов, – поверь,лучше упредить удар, пусть потом этот твой человек в черном губы кусает, ну какшантажировать личность, которая все секреты сама растрепала.
– Нет, не могу! Меня проклянут.
– Кто?
– Бурмистров и Коган.
– Они умерли.
– А жены? А дети? А внуки? Господи, что я наделал, что!
– Никита, успокойся.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!