Мрачный залив - Рэйчел Кейн

Однако, в конечном итоге, все сводится к простому набору фактов: Пенни Карлсон не очень-то нравилась та жизнь, которую она была вынуждена вести с рождения. Хотя ее друзья и родные утверждали, будто считали ее хорошей девушкой, никто, похоже, не был особо удивлен – или даже обижен, – когда она вдруг собрала вещи и исчезла. Я гадаю, изменилось ли это обстоятельство за все годы с момента ее первого побега. Слово «хладнокровная» снова и снова приходит мне на ум, потому что Пенни явно не беспокоилась о том, какие чувства будут испытывать люди, которых она покинула. Может быть, потому что знала: люди могут считать, что любят ее, дорожат ею, но вскоре они изменят свое мнение.

Я обнаруживаю, что делаю мысленную пометку: некоторых людей очень сложно любить.

Интересно. Не то чтобы я стала вписывать это в досье, но гадаю: не чувствовали ли близкие в Пенни/Тэмми/Шерил что-нибудь такое, что ускользало от других людей? Я раздумываю, не позвонить ли ее семье, чтобы спросить об этом. С одной стороны, если они переехали куда-то – а досье намекает на то, что они могли переехать, потому что спустя всего несколько месяцев перестали донимать полицию насчет розысков, – то я не хочу тревожить их зажившие раны. Но если они никуда не уехали и до сих пор мучаются незнанием, может быть, я помогу им глотнуть немного свежего воздуха…

А если Шерил на этот раз действительно мертва? Или стала детоубийцей?

Это останавливает меня. Пока не буду знать больше, я не смогу потянуть за эту ниточку. Я не знаю, чем это кончится, и не хочу нести ответственность.

Престер сказал бы, что я поступаю глупо, что, возможно, родные Пенни перестали о ней спрашивать потому, что она вышла с ними на связь. Может, и так. Но мне нужно сделать еще кое-что, прежде чем двигаться в ту сторону.

Гвен так и не получила видеозаписи от той женщины, с которой мы говорили в доме поблизости от дороги, и хотя я знаю, что это неумно, я не могу больше бездействовать. Сообщаю дежурному сержанту, куда направляюсь, и выхожу из здания управления.

Это долгий извилистый путь в холмистой местности, пробуждающейся от зимней спячки, и по пути мне дважды приходится останавливаться и проверять направление. Здесь очень легко свернуть не туда. На узкой проселочной дороге почти нет машин; мимо меня проезжает только ржавый пикап, выглядящий так, словно держится в основном на сантехническом скотче, и блестящий внедорожник, который будит во мне мимолетное любопытство, пока я не распознаю его номера. Он занимает почти всю ширину дороги, и мне приходится свернуть вправо и прижаться к скользкой обочине, чтобы он не снес мне боковое зеркало, проносясь мимо.

Этот внедорожник принадлежит Бельденам, нашей местной «деревенской мафии», их укрепленное жилище находится неподалеку отсюда… и оттуда они руководят вполне успешным бизнесом по изготовлению и продаже наркотиков. Мы достаточно часто играем с ними в пятнашки, но сегодня я не намерена их останавливать. Бельдены уж точно никуда не денутся… к сожалению. Они успешно прогнали Гвен Проктор из Стиллхауз-Лейк, прибегнув к угрозам и давлению, и я затаила на них за это зло, но сегодня я охочусь на другую добычу.

Для Бельденов наркотики – просто бизнес, приносящий прибыль. Какие бы преступления они уже ни совершили, я не могу представить, чтобы они утопили в машине двух маленьких девочек. В глубине души эти люди исповедуют своего рода моральные принципы, и подобное деяние оказалось бы далеко за чертой этих принципов – настолько далеко, что это можно было бы увидеть даже из космоса.

До меня доходит, что, возможно, именно поэтому Бельдены могли что-то знать: ведь они постоянно разъезжают по глухим дорогам. Может быть, они и позвонили в 911. Но идти по этому следу будет опасно, и мне требуется что-то большее, чем смутный намек, чтобы направиться по нему.

Сворачиваю на подъездную дорожку к дому, возле которого побывали мы с Гвен. В особняке тихо, ни одной машины в пределах видимости. Я выхожу из автомобиля и направляюсь к двери, стараясь держаться вне поля зрения камер. Я нажимаю кнопку звонка и делаю шаг назад, предъявляя свой жетон.

Не считая чириканья и пения птиц в кронах деревьев, не слышно ни звука – ни снаружи дома, ни изнутри. Я жду добрых две минуты, потом снова делаю шаг к двери и стучусь. С силой.

– Полицейское управление Нортона, – говорю я, зная, что внутри меня слышно. – Кто-нибудь дома?

Ничего. Я чувствую, как по шее пробегает холодок, волоски становятся дыбом. Прислушиваюсь к своим инстинктам, закрепляю жетон на поясе, достаю пистолет и дергаю входную дверь. Заперто, как и ожидалось. Я подхожу к большому створчатому окну по переднему фасаду, но жалюзи опущены.

Обходить дом сбоку рискованно, но я делаю это, ведомая чем-то, чего не могу объяснить. И здесь вижу, как за открытым окном на сквозняке колышется занавеска. Сетка лежит на траве футах в пяти от окна.

«Черт!»

Я не дотрагиваюсь до окна, только вытягиваю шею, чтобы заглянуть внутрь. В комнате я не вижу никого – она, похоже, нежилая, заставлена коробками и шкафчиками с ящиками для хранения.

– Есть кто-нибудь? Это полиция Нортона, отзовитесь!

По-прежнему ничего.

Раздумываю, не влезть ли через окно – оно достаточно большое, – но при этом я могу уничтожить важные улики, если в доме что-то произошло. Останавливаюсь, звоню в управление и сообщаю сержанту Портеру, что, возможно, случилось нечто, требующее нашего вмешательства. Он мгновенно переключается в режим профессионала и направляет ко мне наряд полиции.

Они прибудут нескоро, поэтому я продолжаю двигаться вдоль стены и добираюсь до тыльной стороны дома.

В солнечном свете кровь выглядит густой и темно-красной. Она длинной полосой размазана по траве на заднем дворе. Прошло достаточно времени, чтобы кровь потемнела и свернулась, и туча насекомых гудит над нею, радуясь добыче. Я на секунду задерживаю дыхание, потом с шипением выдыхаю через зубы.

Трупа нигде не видно, но его явно тащили здесь – или кто-то полз, истекая кровью. След ведет к лесу, я иду параллельно ему. Он истончается, становится узким, затем остаются только капли и отдельные мазки тут и там.

Сначала я вижу подошвы ее ступней, буквально сияющие в лесном сумраке. Призрачно-белые босые ноги. Ее тело имеет зловещий холодный оттенок, и еще до того, как пощупать ее пульс, я знаю, что она давно мертва от кровопотери. По ней ползают муравьи и какие-то деловитые жуки, над ней роятся мухи. Я сглатываю и делаю шаг назад, внимательно следя, куда наступаю, потом снова звоню в полицию и сообщаю о новых обстоятельствах.

Я больше не прикасаюсь к ее телу. И не ухожу.

– Прости, – говорю я, и мой голос звучит сдавленно и глухо.

Потому что в глубине души я уверена, что именно наш с Гвен визит привел к убийству этой женщины. Сделал ли это ее муж или кто-то другой, я не знаю и даже не пытаюсь гадать.

Тогда она была жива, а теперь лежит, нагая и мертвая, и я сгибаюсь, тяжело дыша и пытаясь не чувствовать вины, которая ломится ко мне в душу.