Александровскiе кадеты. Том 2 - Ник Перумов

– Даже разговаривать не стали… – процедил сквозь зубы Константин Сергеевич. – Семён Ильич, распоряжайтесь. Постарайтесь не задеть пути.

Яковлев усмехнулся, подкрутил усы.

– Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие! – Он вскинул ладонь к виску, словно служака-фейерверкер. – Заряжай!

Горная трёхдюймовка с коротким стволом дрогнула, поворачиваясь.

– По баррикаде! По отражателю ноль! Угломер тридцать ноль-ноль!.. Прицел!..

Цифра следовала за цифрой.

– Трубка на картечь!.. Три патрона, беглый огонь!

– Солонов, к месту!

Пришлось бежать «к месту».

Его команда стрелков-отличников устроилась в штабном вагоне. Поручик Котляревский, сидя в высокой командирской башенке, уже отдавал команды остальным броневагонам. Пашка Бушен и остальные нетерпеливо топтались посредине, всем явно мешая.

Грянули орудийные выстрелы – один, второй, третий. Котляревский замер в своей башенке, прильнув к панорамному перископу.

– Отлично Семён Ильич стреляют, прямо по баррикаде попал, – сообщил он вниз. Передвинул рычажки на пульте управления, нажал кнопку.

– Теперь гранатой, – шепнул Варлам Сокольский. – Гранат пару по обе стороны насыпи, и…

И точно. Снаружи грохнуло ещё дважды, и наступила тишина.

– А ну как там наши были? – осторожно предположил Севка – нет, не Воротников, а Севастьян Филипьев, тоже из второй роты. – Наши, которые от немцев обороняются?

– Наши б такую глупость не сделали б, кадет, – откликнулся сверху поручик. – Наши бы просто рельсы разобрали и засели бы не на самой насыпи, а по сторонам. Не-эт, это запасники, больше некому. Или эта… «рабочая гвардия»?

Низкая броневая дверь распахнулась, в отсек, сгибаясь, вошёл Две Мишени.

– С баррикады на обстрел из стрелкового оружия не отвечают. Стрелки-отличники, идём на разведку.

– Я подведу бепо, – объявил поручик.

– На кого из вашей команды вы можете положиться полностью и совершенно, Николай Вениаминович? – вполголоса осведомился полковник. – Расчёт головного орудия-то – целиком офицерский… Да и здесь я у вас нижних чинов не вижу.

– Нижние чины в паровозной команде, механики, взвод стрелков – все сверхсрочники – сейчас в казарменном вагоне… – Котляревский явно замялся. – Остальные, господин полковник, увы, увы…

– Дезертировали, – закончил Две Мишени. – Две трети экипажа, так?

– Так, – убитым голосом подтвердил поручик.

– Могли бы, – холодно заметил Аристов, – поставить нас в известность и раньше. Александровцы так не поступают, Николай Вениаминович.

– Виноват, – зло отвернулся Котляревский. – Других солдат не имею, господин полковник. И знаете, что они мне кричали, когда разбегались? Что германец придёт, порядок наведёт.

Две Мишени только руками развёл.

– Простите меня, Николай Вениаминович. Был несдержан.

– Вы меня простите, Константин Сергеевич. Как говорится, чем богаты.

– Но и за сверхсрочников вы не ручаетесь?

– Не ручаюсь, – подтвердил поручик. – Уж больно брехни много ходит. Вот болтают, что, дескать, всю землю у бар отберут и мужику бесплатно нарежут.

– Так баре давным-давно землю продали, у кого она и была. А у кого осталась – внаём сдают. Монастырские угодья урезали. А в Сибири иль в Семиречье – бери землицы, сколько влезет!

– Да что ж, господин полковник, вы меня-то агитируете?..

– Эх, был бы жив… – Две Мишени осёкся, махнул рукой. – Солонов! Готовы? Идём.

И вытащил маузер из кобуры.

Фёдор передёрнул затвор. Ему ответило слитное щёлканье – стрелки-отличники повторили его движение.

– Посветите, Николай Вениаминович.

– Так точно, господин полковник! Пулемётчики вас прикроют.

Две Мишени поморщился, махнул рукой.

Броневая дверь распахнулась. Сырая тьма плеснула внутрь, расступилась перед спрыгивавшими вниз кадетами. Никто не подвёл – мигом рассредотачивались, низко пригибаясь; но со стороны баррикады не последовало ни единого выстрела.

Две Мишени снял маузер с предохранителя, взвёл курок.

Пригибаясь, кадеты двинулись к баррикаде. Мощный прожектор бронепоезда упёрся в хаотично набросанные прямо на рельсы бочки, брёвна, опрокинутую телегу, какие-то ящики…

Тишина. Никого.

Фёдор понимал, почему нельзя было таранить баррикаду – что, если там разобраны рельсы или заложены фугасы?

Их редкая цепь приблизилась почти вплотную. Две Мишени показал ладонью: «Залечь!» – а сам двинулся вперёд.

Баррикада ничем не ответила.

Полковник добрался до неё, несколько мгновений спустя махнул остальным – подходите, мол.

Картечь изрешетила доски, брёвна топорщились свежей белой щепой. Справа и слева от рельсов – неглубокие воронки, куда ударили трёхдюймовые гранаты. Два тела в шинелях, лицами вниз, рядом валяются винтовки с примкнутыми штыками. А у опоры, облицованной диким камнем, упираясь спиной, застыла третья фигура – ткань на груди темна от крови, папаха с алой лентой наискосок сбилась на сторону.

– Женщина! – выдохнул Пашка Бушен.

И точно.

Больше на баррикаде никого не оказалось, ни живых, ни мёртвых.

Полковник склонился над раненой.

– Солонов, Сокольский! Перевязать, быстро!..

Женщина вздрогнула.

– Явились, палачи… – У неё уже совсем не оставалось сил, слова получились еле слышные. От дыхания шёл парок, а Фёдору показалось – это душа уже расстаётся с телом. – Не… не задавите… Свобода… восторжествует…

Правая рука её шевельнулась, мелькнула воронёная сталь пистолета; полковник, впрочем, оказался быстрее, одним несильным толчком сапога выбил оружие.

– Не стоит, – сказал мягко. – Позвольте, мы сделаем перевя…

И осёкся. Раненая вздрогнула, голова неестественно запрокинулась, папаха окончательно свалилась наземь.

– Преставилась… – выдохнул кто-то из Фединых стрелков.

Две Мишени снял фуражку, перекрестился.

– Прими, Господи, рабу Свою в месте спасения, на которое она надеется по милосердию Твоему…

– Аминь, – нестройно отозвались стрелки.

– Разбираем этот мусор, – отрывисто бросил полковник.

Путь расчистили вмиг. Две Мишени подобрал небольшой чёрный пистолет, подумал, аккуратно положил мёртвой за отворот солдатской шинели.

– За что погибла, спрашивается? Такая молодая…

– Ваше приказание выполнено, господин полковник! – выпалил Фёдор. – Рельсы расчищены!..