Таинство любви - Барбара Картленд

Затем, когда их губы уже почти соприкоснулись, спросил:

— Скажи, моя драгоценная, что ты чувствуешь ко мне. Я терпеливо ожидал, и это ожидание было таким трудным, что и словами не описать. Ждал минуты, когда смогу попросить тебя, чтобы ты любила меня как мужчину.

— Я не знаю, что должны чувствовать люди, когда они влюблены, — ответила Анна. — Но каждый день, проведенный с тобой, казался мне прожитым на небесах, и каждую ночь — хотя я и не признавалась в этом — ты появлялся в моих снах.

— Почему ты мне этого не говорила?

— Потому что не знала, любишь ли ты меня, и думала, что, поскольку у тебя сердечная рана, нанесенная какой-то женщиной, тебе трудно полюбить кого-то еще.

— Я люблю тебя! — сказал герцог. — Я люблю тебя так, как никогда никого не любил, но я был глуп и не знал, что где-то в мире есть ты — женщина, без которой мне не жить.

— Ты правда считаешь меня… не такой, как все?

— Совершенно не такой. Ты настолько другая, что мне не хватит всей жизни, чтобы показать тебе, как счастливы мы будем вместе и как ты не похожа ни на одну другую женщину.

Он с нежностью убрал непослушный локон с ее щеки.

— До этого я был твоим учителем. Теперь я готов стать твоим учеником, и ты будешь учить меня любви, которую чувствуешь ко мне — ведь ты сказала, что это что-то неземное. Он не стал дожидаться ее ответа. Прижал губы к ее губам и целовал до тех пор, пока тело Анны не охватила дрожь, пока ему не удалось разжечь в ней тот же огонь, который пылал в нем.

Но хотя сердце герцога бешено колотилось, хотя его тело охватил огонь страсти, он помнил про обещание, которое дал сестре. Герцог никогда не нарушал данного им слова.

Он поднял голову, и в это время одно из бревен в камине прогорело и сломалось.

Огонь стал ярче, и теперь герцог отчетливо видел перед собой лицо Анны.

Он заметил в ее глазах выражение, которое давно мечтал увидеть, и понял, что наконец-то, после ожидания, которое показалось ему вечностью. Анна пробуждается для любви. Она приоткрыла свои губы, ее дыхание стало прерывистым, грудь часто вздымалась под тонкой хлопчатобумажной рубашкой.

Очень осторожно, чтобы не напугать Анну, герцог стащил рубашку с одного ее плеча и принялся целовать ее шею, а затем зарылся лицом в ее обнаженную мягкую грудь.

Он понимал, что Анна испытывает сейчас чувства, о существовании которых она никогда и не подозревала, а когда вновь поднял голову и посмотрел в лицо Анне, она выдохнула:

— Любовь — это восхитительно. Почему никто никогда не говорил мне об этом?

— Что ты чувствуешь? — спросил ее герцог.

— Чувство такое, словно мое сердце охвачено огнем, но это прекрасно, — ответила она. — И легкие волны пробегают по моему телу. От их движения мне становится беспокойно, но… так волнующе.

— Чего тебе сейчас хочется больше всего на свете? — спросил герцог.

— Мне хочется, чтобы ты целовал меня, и я хочу быть очень-очень близко к тебе, все ближе и ближе. Хочу, как сказал епископ, чтобы мы, как муж и жена, стали единой плотью.

Герцог знал, что она не до конца понимает, о чем ее спрашивают, но высказанное такими чудесными словами желание — такого признания он еще никогда в жизни не слышал — зажгло огонь в его собственном сердце.

— Я люблю тебя! Я тебя обожаю! — сказал он. — Но в то же время ты не можешь стать моей, дорогая, если только сама не попросишь об этом.

— О чем я должна тебя попросить? — удивленно спросила Анна.

— Когда я увозил тебя из монастыря, — ответил герцог, — моя сестра надеялась, что мы полюбим друг друга так же, как когда-то любила она сама, и взяла с меня слово, что ты будешь моей женой только на словах, а сделать тебя своей по-настоящему я смогу только спустя три месяца, если, конечно, ты сама не попросишь меня об этом раньше срока.

— Я не понимаю, — ответила Анна. — Ты хочешь сказать, что мы можем стать еще ближе друг к другу? И любовь — это нечто большее, чем просто поцелуи?

— Гораздо, гораздо большее, — низким голосом ответил герцог.

— И… могу я тебя попросить об этом?

— Если ты тоже хочешь меня.

Анна рассмеялась, и герцог подумал, что только она, пожалуй, могла бы рассмеяться в такой момент.

— Разумеется, я хочу, чтобы ты любил меня, — сказала Анна. — Пожалуйста, прошу тебя, научи меня любви. Любви, которая сделает меня твоей настоящей женой, а нас с тобой — единой плотью.

В голосе Анны прозвучала страстная нотка, которой герцог еще никогда не слышал.

Вновь целуя Анну, герцог почувствовал, будто на них с неба падают звезды и вспыхнувшая между ними любовь уносит их в райский сад, где они будут одни, одни во всей Вселенной. Одни, но втроем — он, она и их любовь.

* * *

Герцог проснулся на заре.

Солнечный свет проникал в щели ставней, прикрывавших маленькие окна хижины.

Огонь в камине погас, остался лишь дымящийся пепел от сгоревших бревен, но было тепло. Это означало, что шторм закончился и впереди их ждет очень жаркий день.

Анна спала, свернувшись калачиком, положив голову на плечо герцога, ее волосы рассыпались по его груди.

Глядя на спящую жену, герцог подумал, что на всем свете не найдется сейчас человека, который был бы счастливее, чем он.

Прошлой ночью он сделал Анну своей, они вместе достигли высот блаженства — такого блаженства, которого он не испытывал никогда прежде.

Он старался быть с Анной очень нежным, но постепенно они оба потеряли голову и забыли обо всем, сгорая в огне ослепляющей страсти, впали в экстаз, в котором не осталось места ни для пространства, ни для времени.

Гораздо позднее, вновь обретя способность связно мыслить, герцог спросил:

— Моя драгоценная, моя дорогая, тебе не было больно?

— Нет, ведь я люблю тебя, — ответила Анна. — Я люблю тебя, люблю и хочу повторять это снова и снова, потому что любовь — это так же прекрасно, как стихи или музыка.

— Я тоже так думаю, драгоценная моя. Я благодарен небу за то, что остался жив, но еще больше за то, что оказался здесь вместе с тобой.

Он поцеловал волосы Анны и сказал:

— Правда, я и представить себе не мог, что мы впервые займемся любовью в какой-то убогой хижине, где даже кровати нет — одни матрасы и одеяла.

— Разве это имеет значение? — спросила Анна. — Для меня эта хижина — самое чудесное место на всем свете! Она словно маленькая планета, на которую мы с тобой улетели, и теперь она принадлежит только нам.

Герцог улыбнулся.

Он вспомнил слова сестры, которая сказала, что для Анны оказаться за пределами монастыря — все равно что оказаться на другой планете.