Начни писать. 52 совета для развития творческих способностей - Грант Фолкнер

Это действительно сложно. Мы по своей природе существа, трудные для понимания, постоянно меняющиеся, ищущие и скрывающиеся. Большинство навыков мы осваиваем через мимикрию. Ребенок учится говорить через слова, которые слышит от родителей. Я, без сомнения, научился писать, отчасти имитируя других авторов. Мой голос работает через голоса многих других, и уникальность моего выражения похожа больше на коллаж, чем на сольную партию одного инструмента. Я фильтрую слова с помощью подсознательного жюри, внутренних наставников. Даже освобождаясь от слов других, я принимаю все рассуждения, которые так или иначе вплелись в мое существо.

Из-за такого вавилонского столпотворения в моей голове мне иногда приходится останавливаться и спрашивать себя: кто пишет эту историю? Считаю ли я ее эмоционально и интеллектуально захватывающей? Пишу ли я по чужому лекалу? Или же создаю то, от чего у меня волосы встают дыбом, тает мое сердце? Я ли здесь главный?

Иногда я представляю себе Германа Мелвилла, пишущего в наше время. Если бы он посещал семинары или писательские группы, бьюсь об заклад, никто не стал бы ему советовать включать пространные пояснения о китобойном промысле в «Моби Дика». Какой редактор взялся бы печатать такой роман? Безусловно, без них повествование было бы более прямым и чистым, но, на мой взгляд, они необходимы для создания текстуры, ощущения масштабов истории. Мне хочется думать, что Мелвилл не стал бы слушать никого, кто бы советовал ему писать «Моби Дика» иначе. Я надеюсь на это. Потому что он в ответе за свою историю.

Когда Джуно Диас[15] прочел «Моби Дика», он сказал, что этот роман включает в себя «двадцать пять английских». У него самого была мечта написать книгу, которая бы отразила все языки, которые он знает. Диас подходил к языку как к явлению гибкому, не фиксированному, а живому и меняющемуся. Он собирал язык из речи, которую слышал вокруг себя, и из книг, которые читал, и сочинял свои истории на смеси испанского и английского, воздушной и символичной в революционном смысле. Чтобы так писать, необходимы дерзость и отвага, и он, несомненно, рисковал получить отказ от издательства. Но он был в ответе за свою историю, на службе у всех языков, необходимых для того, чтобы ее рассказать, а не у продукта.

Писательство требует определенного равновесия: нужно найти способ передать читателям вашу историю в чистейшем виде, но не слишком к ним прислушиваться. Всегда отвечайте перед собой. Каждый раз, когда вы садитесь писать, думайте о том, что хотите сказать.

Застряли в пробке? Ждете ответа оператора, чтобы оспорить штраф за нарушение ПДД? Вы не заплатили его, потому что считаете незаслуженным, а теперь сумму удвоили? Пытаетесь прочесть статью в журнале, но из него постоянно выпадают бланки подписки?

Будничные раздражители склонны накапливаться. Они заразны. Стопка писем, которую вы никак не разберете, не дает вам покоя после трудного дня на работе, и вы расстроены, что не можете вспомнить великолепную идею, которая пришла к вам в 3 часа утра и которую вы не записали. А когда вы открываете ноутбук, вас приветствуют размытые следы от пальцев, которые никак не стереть.

Раздражители донимают нас. Они проникают в наше сознание и обретают статус, никак не соответствующий их важности. Это злодеи, которые могут отнять радость и смысл жизни и спровоцировать непомерную злость даже у самого терпеливого человека. Они становятся врагами творчества. Сосредоточившись на одном раздражителе, вы, скорее всего, станете искать другие.

Я часто вспоминаю отношение композитора-экспериментатора Джона Кейджа к какофонии улиц Нью-Йорка. Он садился в своей квартире и слушал беспорядочные автомобильные гудки, бурление моторов, окрики людей друг на друга, рев сирен. Вместо того чтобы позволить неприятным звукам нарушить покой его мыслей и духовное равновесие, он представлял, будто каждый из них – часть одной большой симфонии.

Мне нравится такой подход, ведь творчество – постоянный пересмотр представлений о том, как все должно быть. Повседневные раздражители – своего рода тренировочная площадка для творческого ума: как повернуть ситуацию, чтобы сделать из нее симфонию?

В следующий раз, когда вы застрянете в пробке, понаблюдайте за движением: как машины по-разному выходят вперед, как облака перемещаются по отношению к машинам, как тени живут своей жизнью. Если официант долго не несет ваш кофе, отнеситесь к этому как к возможности задуматься, почему он не смотрит в вашу сторону, что его заботит. Примите хруст попкорна в кинотеатре как часть фильма, звук ветра на пляже. Когда мы поднимаем раздражители в нашей жизни на уровень искусства, их гнетущее воздействие ослабевает или исчезает и наш творческий дух может дышать.

Переосмысление будничных раздражителей – часть тренировки художественных ниндзя. Ниндзя тренировали разум, чтобы поддерживать равновесие в самых сложных условиях. Чтобы сохранять самообладание в опасные моменты, они практиковали кудзикири – «девять символических сечений». Ниндзя производили символические жесты руками, чтобы сосредоточить мысли и достичь определенной ментальной установки. Эта практика не только придавала им внутренней силы в опасные моменты, но и должна была загипнотизировать врага, парализовать его. Это было что-то вроде сглаза или проклятья.

Вы можете наслать проклятье на раздражители вашей жизни. Не позволяйте им проникнуть в ваш разум и украсть ценные творческие моменты – сладкоголосую песню, которая начинает звучать в мирном гудении вашего сознания. Учась обманывать и побеждать повседневные раздражители, вы готовитесь преодолеть более серьезные препятствия на вашем пути.

У меня есть для вас парадоксальное предложение: подходите к своему творчеству серьезно, но относитесь к нему легко.

Это своего рода коан дзен-буддизма, загадка. Многие советы в этой книге посвящены тому, как взяться за работу, упрочить свои обязательства, установить рутину и систему отчетности. Все это важно: роман, над которым вы работаете; стихотворение, которое вы написали вчера; идея истории, которая придет вам в голову завтра утром.