Жертва особого назначения - Александр Афанасьев

– Приведите второго! – продолжал командовать русский.

– Эй! – Голова кружилась, язык плохо слушался. – Вы хоть понимаете, что делаете?! Вы понимаете, что вам это с рук не сойдет?

Русский молчал. Он держался в темноте и просто командовал.

Загремели цепи. Кого-то вели.

– Не бейте меня!

– Заткнись! – Звук оплеухи.

Господи.

Это был Подольски. Тот самый, которого он был должен найти живым или установить причины его смерти. Его вели, поддерживая с обеих сторон, лицо разбитое, черное от синяков. Грязная, порванная одежда.

Его посадили за стул и приковали так же, как и самого Обана. Охранники отступили в темноту, а русский выступил вперед. Обан жадно запоминал его – даже несмотря на то, что в голове мутилось. Около сорока, неприметный, короткая аккуратная бородка, военная пятнистая форма, блокнот и ручка на цепочке.

Но самое ужасное было то, что это был именно тот русский. Он узнал его – этот русский был в том файле ЦРУ, его они должны были допросить, чтобы узнать направления утечки информации. Но теперь допрашивал он.

Понятно, как попался Подольски. Понятно, как попались они все.

– Итак, я задам пару вопросов, а вы на них ответите, честно и без утайки. – Русский перешел на английский язык.

– Да.

– Когда вы ответите на них, мы переведем вас в больницу.

– Да.

Самое ужасное было то, что Подольски говорил как робот. Как человек с полностью сломленной личностью.

– Молчи! – сказал Обан. – Молчи, слышишь!

– Начнем с самого простого. Вас зовут Александр Подольски?

– Да.

– Вы работаете в Центральном разведывательном управлении США?

– Да.

– Господи, заткнись!

Русский не обращал внимания на крики, он контролировал ситуацию.

– Вас послали в Ирак с целью ведения шпионажа?

– Да.

– Вы уже совершили шпионские действия против республики Ирак и ее народа?

– Да.

– Вы раскаиваетесь в том, что совершали шпионские действия?

– Да.

– Господи. Господи, Алекс, приди в себя! – кричал Обан. – Приди в себя, посмотри на меня! Посмотри на меня!

Но американец смотрел куда-то перед собой, бессмысленно и тупо.

– Вы готовы признаться публично в шпионаже?

– Да.

Господи, это же как в пятидесятые. Те, кто возвращался из коммунистических лагерей, называемых ГУЛАГ, – у них же были полностью промыты мозги. Господи, неужели те времена возвращаются?!

– Алекс! Ты слышишь меня! Ты – Алекс, – не обращая внимания на русского, кричал Обан. – Алекс, посмотри на меня!

– Алекс Подольски. Вы Алекс Подольски, верно?

– Да.

– Посмотрите. Кто сидит на стуле перед вами? Как звать этого человека? Назовите его имя? Как его имя?

Подольски посмотрел на него тупыми вурдалачьими глазами.

– Реймонд.

– Как? Как его полное имя?

– Реймонд Энтони Обан, – мертвым голосом пробормотал американец.

– Заткнись! – Обан дернулся на своем стуле, звякнули цепи в бесполезной попытке их разорвать. – Заткнись, слышишь?

– Кто этот человек, мистер Подольски?! – продолжил я допрос. – Вы знаете его?

– Да.

– Заткнись, тварь! – не унимался Обан. – Молчи!

– Какую должность занимает этот человек? Говорите!

– Помощник директора национальной разведки.

– Заткнись! Заткнись! Заткнись!!!

* * *

Я смазал Обана по голове – несильно, но чувствительно.

– Ты слишком громко орешь. Мне это не нравится.

Я подошел к двери, постучал ногой. Дверь открыли, зашли трое. Черные бороды, автоматы с израильским обвесом, модным среди джихадистов с сирийских времен. Хоть на обложку журнала Insire. Носи новое, живи достойно, умри шахидом[25].

– Уберите этого, – я показал на Подольски, – дайте ему попить. Только немного, а то сдохнет. Пусть доктор посмотрит его.

Один из бородачей – черные очки, черная с проседью борода – приложил ладонь к груди.

– Слушаюсь, эфенди.

Трое приблизились к столу для допросов и, отстегнув от него одного из американцев, увели. При этом тот, с бородой с проседью, бросил на остающегося американца такой взгляд, от которого у того кровь застыла в жилах. Он лучше любых слов говорил: как долго я ждал этого момента, неверный, момента, когда можно будет перерезать тебе горло. Пока нельзя, но ничего, я подожду еще, я терпеливый.

И ты жди.

Это были матерые экстремисты.

Дверь противно лязгнула. Я подошел к столу и сел на то самое место, на котором только что сидел Подольски.

– Страшно? – просто спросил я и утвердительно протянул: – Стра-а-ашно.

– Вы, – Обан пытался держать себя в руках. – Вы понимаете, что вы творите. Мы уничтожим вас.

– Нас? Да вы талибов не смогли уничтожить. Все НАТО обделалось в одном маленьком Афганистане.

Я рванул цепь на себя, его руки вытянулись.

– Ты говоришь с русским, ублюдок, понял? Мы можем нажать на кнопку, и от вашей страны не останется мокрого места, понял, гад?! – Я бросил цепь обратно. – Так что повежливей, пожалуйста. Пока я держу себя в руках.

Обан смотрел на меня, и в глазах его постепенно проявлялся страх. Он постигал новые правила игры – были люди, для которых вся мощь Америки ничего не значила. Их не упрятать в Гуантанамо и не потребовать выдачи по чрезвычайной процедуре. И никакой «Стелс-Хок» не долетит до Сибири.

– Думаешь, тебя кто-то спасет? – я покачал головой. – Знаешь, друг, я только и жду этого. У нас появились новые друзья, ты только что их видел. Мы передали нашим друзьям тридцать ракетных комплексов «Верба». Знаешь, что это такое?

Обан снова с трудом сдержался. Конечно, он знал. «Верба» – носимый универсальный комплекс, может применяться как по наземным, так и по воздушным целям. Он на два поколения превосходит то, что джихадисты получили, например, в Ливии. Тройное наведение – по инфракрасной вспышке, тепловому следу и ультрафиолетовому анализу. Ракету невозможно обмануть ничем, никакими средствами обороны. Если такое попадет в руки джихадистов – будет катастрофа.

– Мы включили твой телефон, – продолжил я. – Там, где наготове, в засаде триста человек. Завтра или послезавтра, когда тебя прилетят освобождать, их тела потом протащат по улицам Багдада, зацепив за фаркоп БТРа. И начнется новая война. Та, которую вам уже не выиграть. Никогда.