Христианство. Как все начиналось - Геза Вермеш
Шрифт:
Интервал:
Иоаннов «Сын Божий» не обычный земной человек, а таинственная личность не от мира сего. Как мы уже сказали, он значительно выше не только обычных людей, но даже и своих учеников. «Вы от нижних, Я от вышних», – говорит Иисус в Ин 8:23. Он сошел с небес и после кратковременного пребывания на земле вернется на небеса, чтобы приготовить места ученикам в обители Отца. «Никто не восходил на небо, как только сошедший с небес» (Ин 3:13). Впоследствии Иисус снова сойдет на землю (ср. идея «второго пришествия»), чтобы возвести верующих в небесный дом. Одним словом, имеется в виду двойной обратный путь: сошествие – восхождение, снова сошествие – снова восхождение. Для Иисуса синоптических евангелий парусия была не частью первоначального плана, но следствием того, что его миссию неожиданно прервали. Для Иисуса Евангелия от Иоанна она изначально входила в вечный замысел. Иисус, сошедший с небес, возвещает:
...
В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам. И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я.
( Ин 14:2–3 )
Чтобы описать путешествие между небом и землей, Иоанн использует образ «Сына Человеческого», заимствованный из иудейской апокалиптической эсхатологии, где облака – небесный транспорт. Этот образ уходит корнями в Книгу Даниила и часто встречается в Новом Завете. О восхождении на небеса говорится в Дан 7:13 («Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий…»), Деян 1:9 («Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их») и 1 Фес 4:16–17 («мы, оставшиеся в живых… восхищены будем на облаках навстречу Господу в воздухе»). С другой стороны, в рассказах о Втором пришествии (Мк 13; Мф 24; Лк 21) имеется в виду нисхождение с небес на землю. Иоаннов Сын Человеческий (т. е. Иисус) есть бывалый путешественник в обоих направлениях. Что же касается образа «Сына Человеческого», несмотря на его большую богословскую нагрузку у Иоанна, он сохраняет идиоматическое значение, знакомое нам по синоптическим евангелиям (см. главу 2) и восходящее к арамейскому выражению «бар наша» (или «бар наш»), которое представляло собой окольный способ сказать о самом себе. «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить крови его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий мою плоть и пьющий мою кровь имеет жизнь вечную, и я воскрешу его в последний день» (Ин 6:53–54).
Согласно богословской концепции Четвертого Евангелия, Сын послан Богом Отцом не как последний Судья, а как Податель жизни. Он есть Искупитель, который пришел «не судить мир, но чтобы мир спасен был через Него» (Ин 3:17). У Иоанна Страшный суд не вселяет такого ужаса. Логически можно было бы сказать, что осуждение есть провал божественного замысла, – в III веке это будет говорить Ориген, шокируя Церковь (см. главу 9). Конечная цель – жизнь вечная, которая обретается через веру во Христа. Ученикам Иисуса обещан «хлеб жизни» (Ин 6:47–48) и источник воды живой (Ин 4:13–14). Еще один источник жизни вечной – любовь. Она сходит свыше, где объединяет Отца с Сыном на небесах (Ин 3:35; 17:23), и распространяется на земле через единение Отца и Сына с верующими. Верующие должны любить Отца и Сына (Ин 17:23) и друг друга (Ин 14:21; 15:12). Следует заметить, что Иоанн явно обращается к неиудейским читателям. Лишь для них заповедь любить друг друга была новой (Ин 13:34). Судя по всему, языческое большинство Иоанновой церкви не было знакомо с Законом Моисеевым. Ведь в Законе сказано: «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев 19:18). В синоптических евангелиях Иисус говорит своим галилейским ученикам, что братская любовь есть величайшая из древних заповедей (а не новая заповедь!): «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего…» (Мф 5:43; 22:39; Мк 12:31; Лк 10:27).
Взаимное пребывание – Отец в Сыне, а Сын в Отце – возводит Сына на мистические высоты и означает обожествление Христа. Отец и Сын обладают одним знанием и одной славой. В каком-то смысле они равны (хотя и не всегда – см. далее). Более того, Христос описан как подлинный образ Божий. Поэтому он имеет право сказать: «Видевший Меня видел Отца» (Ин 14:9). Сын и Отец едины, и это абсолютное прославление Сына затрагивает всех верующих.
...
И славу, которую Ты дал Мне, дал им: да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены́ воедино… Отче! которых Ты дал Мне… да видят славу Мою, которую Ты дал Мне, потому что возлюбил Меня прежде основания мира.
( Ин 17:22–24 )
Воплощение Сына произошло не только для того, чтобы искупить человеческие грехи, но и для того, чтобы верующие достигли обожения. Земная миссия Сына даст возможность ученикам Христа взойти в небесные обители, – картина, в которой есть нечто пантеистическое – но единение Сына с Отцом вечное и предшествует созданию вселенной. Эта Иоаннова концепция, вкупе с учением о Логосе, о котором речь далее, послужила отправной точкой для многих христологических размышлений II–III веков.
Концепция предсуществования, которая доминирует в Прологе, ярко выражена в одном из знаменитых речений «Я есмь». Это образные речения типа: «Я есмь хлеб жизни» (Ин 6:35); «Я есмь путь, истина и жизнь» (Ин 14:6). Однако в одном полемическом отрывке данная формула встречается сама по себе, без предиката. Контекст такой: группа иудеев недовольны Иисусом за слова, что слушающие его учение не вкусят смерти – мол, речи одержимого, ибо если даже святые патриархи и пророки библейского прошлого умерли, как могут ученики Иисуса избежать могилы? Неужели он больше Авраама? На это Иисус дает неожиданный ответ: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Ин 8:51–58). Смысл его не раскрывается, но судя по всему, имеется в виду древнее иудейское представление о том, что имя Мессии было создано Богом в вечности, до сотворения мира, и впоследствии открыто Аврааму. Следовательно, Христос мистически существовал в форме своего имени еще от основания вселенной, задолго до рождения праотца еврейского народа.
Подсознательно евангелист понимал, что выходит за рамки иудаизма, который был для него родным (если «Иоанн» происходил из эллинизированных иудеев, как я склонен думать) или воспринятым (если он языческий прозелит из Эфеса, как предполагает А.Луази1). Тем не менее при всем своем тезисе о единстве Иисуса с Богом Иоанн не предполагал стопроцентного равенства между ними. Он делает оговорку. Хотя Иисус у него произносит фразу: «Я и Отец – одно» (Ин 10:30), кощунственную с точки зрения враждебно настроенных слушателей, дальше идет следующий образный отрывок:
...
Иисус отвечал им: не написано ли в законе вашем: «Я сказал: вы боги» [Пс 82:6]? Если Он назвал богами тех, к которым было слово Божие… Тому ли, которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите: богохульствуешь, потому что Я сказал: «Я Сын Божий»?
( Ин 10:34–36 )
Следует подчеркнуть, что всюду в Четвертом Евангелии Сын стоит ниже Отца. Отец всегда выше Сына. Именно Отец посылает Сына, а не Сын – Отца. Сын подражает Отцу, а не наоборот. Весть, которую возвещает Сын, берет начало у Отца (Ин 5:19; 7:16). И есть как минимум один отрывок, в котором недвусмысленно обозначен подчиненный статус Сына. Иисус говорит: «Отец Мой более Меня» (Ин 14:28). Это заявление совершенно несовместимо с идеей соравенства. Трансцендентный вихрь возносил Иоанна на седьмые небеса, но время от времени базовый иудейский монотеизм давал о себе знать.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!