Дневник священника. Мысли и записки - Константин Владимирович Пархоменко

Православной Церкви. Все храмы до единого были закрыты, почти все разрушены. Но священники были, они работали на заводах, преподавали в институтах и тайно, на квартирах посвященных, совершали Божественную литургию. Верующие приходили на развалины церквей и молились там. Там же, в развалинах, другие верующие оставляли самодельные нательные крестики и иконки, и приходящие тайно молиться могли их взять.

Вера, уничтожавшаяся полвека, не была уничтожена. Как только богоборческий режим пал, произошел всплеск религиозности. Оказывается, в Бога верила почти половина граждан страны.

…

Самые мучительные для меня, обжигающие слова из Божественной литургии, которые священник произносит тайно (про себя), пока хор поет Херувимскую песнь: «Никтоже достоин от связавшихся плотскими похотьми и сластьми приходити или приближитися Тебе…» Я, читая эти слова, думаю (это совсем не кокетство, а настоящий факт): это обо мне. Я как раз и есть тот, кто связан плотскими похотьми и сластьми. Как же я могу совершать эту Литургию, если Златоуст утверждает, что это положительно невозможно?..

Вспоминается рассказ митр. Вениамина (Федченкова): «Я знал иеромонаха. Однажды он сопровождал меня из монастыря в скит и подносил мне довольно тяжелую посылку. Я просил дать мне понести ее самому. “Это будет мне епитимией за грехи”, – говорю ему. А он ответил мне следующее: “Если бы я на епитимии изрезал все свое тело на куски, то и их бы не хватило на это!” Не помню, в этот ли раз он сам рассказал мне или другие мне о нем сообщили, но дело было в следующем: он считал себя настолько нагрешившим, что сам наложил епитимию: никогда “не надевать на себя епитрахиль”, т. е. не совершать священных служб. Его никто не обвинил, не судили его, не знал ничего и епархиальный архиерей, и он мог бы жить беззаботно. Но он осудил сам себя: “не надевать больше епитрахили” – за грехи свои. Совесть его сознавала, что он недостоин быть священнослужителем. С того времени он исполнял обязанности разносчика в трапезной пищи братии, а в церкви был за псаломщика: читал медленно, крестился истово и даже вдавливал персты свои в тело, когда клал кресты. И братия не видела его огорченным, хотя с ним обращались как со слугою на трапезе. А ему при мне было уже 70 с лишним лет. Небольшого роста, очень худой».

…

Архиепископа Кранмера поставили перед выбором: подписать отречение или быть сожженным на костре.

Сначала он отказывался, но потом, под огромным давлением, его правая рука подписала отречение. Позже он одумался и попросил палачей привести приговор в исполнение. По его просьбе ему развязали руки. Тогда он, держа правую руку в огне, сказал: «Рука, написавшая это, должна быть наказана первой. Эта рука согрешила! Погибни же, недостойная правая рука!»

…

«Никто не отрицает бытие Бога, кроме того, кому это выгодно» (Ф. Бэкон). А вот свидетельство одного протестантского миссионера, А. Дж. Поллока. Он встретился с неким молодым человеком, который некогда открыто считал себя христианином, но теперь был полон сомнений и опровержений. Поллок спросил его:

– Мой друг, какой грех вы совершили в последнее время?

Молодой человек опустил голову, быстро замял беседу и ушел с постыженным видом.

Это очень верно. Мама девочки-подростка рассказывает:

– Моя дочь начинает сомневаться в Боге, в вере как раз к Великому посту, когда нужно начинать поститься и отказывать себе в чем-то. А к Пасхе эти сомнения исчезают. Когда время праздновать, отдыхать, получать подарки и веселиться, все сомнения в Боге исчезают.

…

«Христианство не теплая печка, к которой приятно прислониться, а трудная и опасная экспедиция» (протоиерей Александр Мень).

…

Одна девушка, прихожанка П., страдала страхами. Это были прямо панические страхи. То ужас смерти, то сжимал грудь страх болезни, мучения, отступления от Бога и проч. Я предложил ей просто воспринять это как Божию волю. Терпеть, ежедневно молиться, напоминая себе слова молитвы Оптинских старцев: «Дай мне всецело предаться воле Твоей святой» и проч. Она молилась усердно, искренне. На какое-то время облегчение наступало. Но девушка желала полного и окончательного исцеления.

Однажды она узнала об одном святом старце, недавно почившем на Украине, и стала ему усердно молиться об избавлении от страхов.

И вот через какое-то короткое время ей этот старец приснился. Он помазал ее маслом из бутылочки и, кажется, ободрил какими-то словами.

И со следующего дня все страхи пропали. Страхов не было вообще, никаких. Примерно два месяца. А потом опять появились.

Наверное, эти страхи девушке нужны как Божие попущение, как жало в плоть. Зачем? Мы знать этого не можем. Может быть, чтобы обогатить ее каким-то опытом, например опытом личного сознательного сопротивления этим страхам. Чтобы научиться девушке полагаться всецело на Бога. Может быть, по какой-то иной причине.

Не бежать от страхов как попущения Божиего, а смириться, и терпеть, и благодарить Бога.

…

Некоторое время назад в храме я разговаривал с одним красивым пожилым человеком (60 лет). Он рассказал, что уже 10 лет они с женой живут как брат и сестра.

– Почему? – спросил я.

– Жена делала в молодости аборты, и, когда мы стали воцерковляться, священник сказал, что во искупление грехов молодости она должна начать чистую жизнь. И вот, когда ей исполнилось пятьдесят лет, она сказала, что с этого дня будет жить со мной как сестра.

– И как вы к этому отнеслись? – спросил я.

Мужчина сказал:

– Я не могу спорить с мнением священника. Первое время было совсем трудно, но постепенно становится легче, ведь прошло уже десять лет…

У меня вот какие вопросы ко всей этой ситуации.

Как священник мог совершенно проигнорировать желания мужа, которому именно и принадлежит жена? Ведь апостол не сказал: телом чьей-нибудь жены должен распоряжаться пресвитер, но сказал однозначно: «Жена не властна над своим телом, но муж» (1 Кор. 7, 4).

Почему во искупление грехов безбожной молодости нужно было придумывать такую странную епитимью? Почему не сказать, что во искупление грехов жена должна быть кроткой, ласковой, никогда не скандалить и не ругаться с тем же мужем. Или какое-то другое послушание, может быть, даже обоим супругам, но способствующее нравственному совершенствованию… А здесь дано послушание, которое можно определенно квалифицировать как «бремя неудобоносимое». Не о таких ли батюшках сказал Господь: «И вам, законникам, горе, что налагаете на людей бремена неудобоносимые, а сами и одним перстом своим не дотрагиваетесь до них» (Лк. 11, 46).

Почему вообще было наложено вето на половую жизнь супругов? Разве не сказано, что «брак честен и ложе непорочно» (Евр. 13, 4), или Святые Отцы не определили, что гнушающийся