Дело Марины Мнишек - Михаил Исаакович Роговой

привели корреспонденцию из газеты «Известия» — «Необыкновенная история».

— Да, привела.

— История действительно необыкновенная: сын учителя-революционера, случайно, проходя по берегу сибирской реки, слышит крики о помощи и спасает тонущего мальчика — как оказывается, сына человека, который несколько десятилетий тому назад совершенно в другом краю спас от царской тюрьмы его отца! Необыкновенная история, особенно если прибавить к ней и случай с медальоном! Но так как она не имеет никакого отношения к расследовавшемуся нами делу, а вы ее все-таки в повести привели, — то у меня возник вопрос: зачем? Ведь зачем-то она вам понадобилась? А?

— Понадобилась, Булат Искакович. Сейчас объясню. У нас в редакции есть ответственный секретарь Дима Судариков. Он тоже прочел рукопись моей повести. Прочел и сказал, что его смущают имеющиеся в ней «случаи случайных совпадений». Как я ни доказывала ему, что все главное в рукописи соответствует обстоятельствам дела, он качал головой и говорил, что этого не может быть, в жизни такого не бывает — он вообще у нас главный специалист по части вопросов — что бывает и чего не бывает в жизни! Тогда я рассердилась и принесла газету «Известия» с корреспонденцией «Необыкновенная история»: смотри, какие происходят невероятные случаи! Я верно рассчитала, «Известия» оказались безотказным аргументом! Тогда я решила вставить корреспонденцию в повесть. Всех дим судариковых, кто сомневается, что в жизни бывают необыкновенные встречи, удивительные совпадения и т. д., я отсылаю к корреспонденции в  г а з е т е! «И з в е с т и я»!

Услышав мое объяснение, полковник расхохотался. Он схватился обеими руками за шов, застонал от боли и снова захохотал, закланялся на кровати.

— А что, Валентина Дмитриевна, — говорил он, вытирая рукой слезы. — Это выход! А что…

Потом он замолчал, и мы сидели притихнув.

— Конечно, я тогда помешала встрече Ушакова с Морозовым-Дядькиным, — сказала я. — Вы считаете, что я должна написать о Дядькине?

— Но не только потому, что тогда помешали встрече… Человека судят по делам, верно? Но разве не важно, что он думал и чувствовал при этом?..

После разговора с полковником я написала двенадцатую главу».

ГЛАВА 12

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ

О Леониде Дядькине

Тогда мы еще продолжали называть его по привычке Морозовым, хотя уже знали, что никакой он не Морозов, но мы не имели представления, что есть у него и третья фамилия — Дядькин — подлинная.

Но он-то все знал, и знание его давило!

«Вообще, мне повезло, — думал он. — Эта чертова девчонка… Повезло, что она опустилась в цокольный этаж, удалось незамеченным ускользнуть! Но она могла подняться на несколько ступенек выше…» Он почувствовал, что у него пересохло во рту! Может быть, он не убил бы ее, только оглушил, но он был рад, что ничего подобного не случилось. Он прошел через двор, вышел на улицу, свернул в переулок, выбрался на другую улицу и сел в свободное такси: «В аэропорт!»

Он скосил глаза на водителя: рябое круглое лице показалось добродушным. Тогда он снова оглянулся. Оглядываться сразу не следовало! Кто его знает, этого таксиста, что он может подумать? Но если уж оглядываться, то надо это делать не открыто, а как бы невзначай — и реже… Но совсем не оглядываться он не мог! Он не был уверен, что девчонка — эта востроглазая цыганка — все же не увидела его в последнюю минуту и не преследует сейчас! Возможно, сама она и не преследует, но ей достаточно было увидеть, что он садится в такси и сказать об этом ближайшему постовому.

Нет, кажется, за ними никто не увязался — серый «Москвич», который следовал с самого города, свернул на Приозерный тракт, и сейчас позади вообще никого не было… Вот с какой-то проселочной дороги вывернула на шоссе вишневая «Волга» с шахматками на дверцах. Может быть, в ней — цыганка! Ехала наперерез ему, проселками… Он снова почувствовал, как все пересыхает во рту…

Лучше бы стукнуть ее там, на лестнице! Никого ведь не было, Не стоять полумертвым у стены, а неожиданно ударить… Но она могла закричать, нет, он правильно поступил, что сдержался. Теперь он уедет спокойным, а иначе бы думал… Ну, не спокойным, какой он спокойный — куда уж там!

Нельзя оглядываться! Слишком часто он оглядывается. А вишневая «Волга» все еще прет за ними. Ну и что, что прет, тоже, наверно, в аэропорт. Кто-то спешит!

— Опаздываю, нельзя ли, браток, наддать? Газку прибавить? — попросил Дядькин.

«Наддал», — с удовольствием отметил он и оглянулся — «Волга» начала отставать. «Раз не пытается нагнать, значит, мы ей не нужны».

Только бы добраться до аэропорта, а там он улетит — первым же самолетом, на какой будут свободные места. В любой конец — деньги у него имеются, только бы вырваться из этого проклятого города! Зачем он только возвратился сюда?..

Он знал, зачем возвратился сюда. (Губы у Надежды были совсем белые, удивительно, что эти лишенные крови, белые, как у покойницы, губы, шевелились. «Зачем, — спрашивали они, — зачем?!» Теперь он не испугался, он знал уже это свойство ее губ — вдруг белеть, когда она сильно взволнована, выбита из колеи. Испугался он в первый раз тогда, в Камнегорске, когда она призналась, что в положении, а он вдруг все рассказал о себе — про побег из колонии тоже! Вот тогда он впервые увидел, как белеют ее губы! Но она сказала, что он должен пойти, отдать себя в руки милиции, она будет ждать его сколько угодно, только бы возвратился честным человеком — она не может рисковать будущим сына (так и сказала: «сына» — он хорошо помнит, — а Вовки еще и на свете не было!..

Она тогда говорила, но он никуда не пошел — нашла дурака, самому лезть в петлю! — он напился и пригрозил… снести ей башку. И она ушла от него. Уехала к сестре во Львов, а он, перепуганный насмерть, что проговорился ей, — исчез из Камнегорска, сменил фамилию на Морозова).

Ну, уехала она — и уехала, думал Дядькин. И чего это он вдруг, когда Сирота сказал, что по городу поползли слухи о фальшивомонетчиках и здесь деньги сбывать нельзя, а надо сбывать в других городах, — чего это он ляпнул, что может поехать во Львов?

Он никогда до этого не был во Львове, красивый городок, ничего не скажешь, только улицы узкие, мощеные булыжником и такие узкие, что двум машинам в ряд не проехать.

Дядькин почувствовал, что весь напрягся: вишневая «Волга» стремительно нагоняла их. «Все пропало!.. Пропади все пропадом!» — подумал он.

Но «Волга» проскочила мимо, только шевельнулись волосы у него на голове, — и унеслась вперед.

«Надо взять себя в руки! Так и до психушки недолго! — подумал он. (Когда