Тьма - Алексей Атеев

– Не хотел я… не хотел… Само собой получилось, – обреченно шептал Вася, пока его волокли к «луноходу». – Не хотел!.. Само собой!..

А народ возле дома Картошкиных все прибывал. Вскоре улица была полностью запружена возбужденной толпой. Люди горячо обсуждали только что случившееся, обменивались впечатлениями, строили догадки. Но основным же источником любопытства был двор дома Картошкиных.

Словоохотливая свидетельница событий вновь и вновь изображала в лицах только что случившиеся события:

– Вот здесь он стоял… Огурец то есть… А Васька вот тут. Чудотворец стал Огурца отчитывать. Не человек, говорит, ты, а оборотень. А оборотней нужно уничтожать. А Васька заорал: знаю, что надо! Вырвал палку из рук Чудотворца, он как раз палку строгал, и воткнул Огурцу в грудь. Тот враз повалился. Вот видите кровь на земле. Это Огурцова кровь.

– Убил он его? – содрогаясь, спрашивали любопытствующие граждане.

– На «Скорой» увезли. Видать, не полностью прикончил… Не добил то есть…

Огурец действительно оказался только ранен, хотя и весьма серьезно. Но как бы там ни было, Верхнеоральск остался без законно избранной власти. В городке воцарилась анархия.

Иван и Мишка переночевали в гостеприимном доме отца Владимира. Весь предыдущий вечер претерпевший надругательства священник рассказывал гостям о произошедшем в церкви. Он, к радости попадьи, как будто начал понемногу приходить в себя. Путешественники охотно слушали жуткие повествования попа, тем более что эти речи подкреплялись изрядным количеством весьма неплохого коньяка «Дербент» и обильной закуской.

То обстоятельство, что отец Владимир будто бы поднимался в воздух, очень смешило Мишку, стоило тому представить, как этот довольно грузный дядька болтается над землей, дрыгая ногами. Своих эмоций он старался открыто не проявлять. Хихикал в кулак, когда батюшка поднимал очередную рюмку, крутил пальцем у виска, стоило тому отвернуться. Иван же, напротив, отнесся к рассказу несчастного серьезно. На вопрос: кто же мог совершить подобное чудо? – вначале отвечал уклончиво, толкуя что-то о злонамеренных чародеях, а изрядно подпив, заговорил в ином тоне, прямо обвиняя в происках против себя не кого-нибудь, а самого сатану.

– Он, нечистый, и приходил, – толковал отец Владимир, уплетая семгу «цвета телес смущенной нимфы», как он изволил выразиться, вызвав веселое фырканье Мишки. – Не верил я в него, каюсь! Так он и пожаловал собственной персоной, чтобы меня проучить.

– Станет дьявол посещать всех неверующих, – делано сомневался Мишка, подмигивая Ивану.

– Всех, может, и не станет, а вот ко мне явился, – спокойно ответствовал отец Владимир. – И поделом. Наставил на путь истинный. Мозги маленько вправил.

– А какой он из себя, нечистый? – осторожно спрашивал Иван.

– Да обычный мужичок. Плюгавый такой… Князь тьмы, как известно, может предстать в любом обличье, а передо мной появился в самом затрапезном. Оно и понятно. Так проще смущать рабов божьих, прельщая их сердца, сея зерна сомнения. Мне потом рассказали… Он мертвецов оживлял! Кто еще на такое способен, кроме нечистого?

В данный момент покупка редких книг отца Владимира не интересовала. Он еще не мог прийти в себя после перенесенного кошмара, однако успешно лечился коньяком, которого по такому случаю попадья не жалела. Мишка тоже не торопился. Он, казалось, решил на время обосноваться в гостеприимном доме. Пил вместе с попом, поддакивал ему, к тому же принялся любезничать с попадьей, посматривая на нее масляными глазками.

Иван, хотя и старался по возможности не увлекаться продуктом дагестанских виноделов, тоже прилично набрался. Он плохо помнил, как упал на койку в одной из комнат поповского дома, а пробудившись утром, первым делом взглянул на часы. Утро давно кончилось. Не особенно огорчившись этому обстоятельству, Иван оделся и отправился на кухню. Здесь постнолицая Фрося сообщила ему, что никто еще не вставал, затем накормила его легким завтраком, состоявшим из яичницы-глазуньи и кофе, не забыв подать к кофе рюмку коньяка. Как видно, Фрося неплохо соображала в том, что нужно человеку после солидного вечернего застолья.

Покушав, Иван решил прогуляться. Он совсем позабыл о лжемессии и дьявольских кознях. И вообще, несмотря на похмельную рюмку, соображал плохо. Выйдя из дома, Казанджий, к своему удивлению, обнаружил, что на улице еще многолюдней, чем вчера, когда они приехали в городок. Люди поодиночке и группами двигались в одном направлении. Он стоял у ворот в церковный двор, прислушиваясь к разговорам. До него долетали отдельные реплики, типа: «Огурец…», «убили палкой…», «Васька – холуй», «Чудотворец»… Иван понял: в этом лихом городке опять что-то случилось, и заинтригованный влился в идущую мимо процессию. Идти, вернее, плыть в людском водовороте пришлось не долго. Волна вынесла его к самой калитке картошкинского дома и схлынула. Иван с интересом наблюдал за происходящим. Рядом с ним стояла словоохотливая тетка и в сотый раз повторяла свой рассказ. Казанджий с интересом выслушал драматическое повествование очевидицы, а потом, в свою очередь, спросил:

– А сам-то он где?

– В больницу увезли, – охотно сообщила очевидица.

– Да нет… Тот, который палку строгал. Чудотворец этот?

– Да вон он сидит на скамейке, – она скосила глаза и кивнула на калитку.

Только тут Иван разглядел людей, находившихся на картошкинском подворье. Их вид поверг его в изумление. Показалось вдруг, что он находится в зрительном зале перед самой сценой и смотрит старое немое кино, притом в замедленном режиме. Его герои двигались как во сне. Сделают шаг, и остановятся. Еще шажок, и новая остановка. Видимо, поэтому некоторые вообще предпочитали оставаться на месте. Например, девушка в черном белье, замершая на стареньком одеяле и похожая на бабочку-траурницу. Или белокурый детина, сидящий на чурбаке и таращащийся на нее. Тот же, что сидел на скамейке, неожиданно напомнил Ивану паука, поджидающего очередную добычу. Об этом свидетельствовал отсутствующий взгляд и полная расслабленность членов. Однако за расслабленностью угадывалось напряженное ожидание новой жертвы.

Тут Ивану пришло в голову, что интересно было бы стать этой жертвой. И он, не раздумывая, отворил калитку и вошел на картошкинский двор. Тут его посетило странное ощущение, словно он, пройдя сквозь полотно экрана, как Алиса сквозь зеркало, попал непосредственно в действие фильма. Иван оглянулся. Ничего не изменилось. Люди все так же толпились у забора картошкинского дома и на всей улице, напряженно следили за происходящим во дворе, но внутрь никто не пытался проникнуть. Казалось, незримая, но чрезвычайно плотная стена окружала подворье и сам дом, не давая посторонним проникнуть внутрь. А вот Иван прошел сквозь нее. Почему?

Он подошел к сидящему на скамье человеку в джинсовом костюме, протянул руку?

– Иван.

– Шурик, – в свою очередь, отрекомендовался тот.

– Хотел бы с вами побеседовать…

Шурик указал на скамью: