Источник счастья. Misterium tremendum. Тайна, приводящая в трепет - Полина Дашкова

– Что именно, Владимир Ильич?

– Как – что? Соболезнование! – вождь захохотал и не могуспокоиться, пока все трое обсуждали немецкие фразы, которые приличнопроизнести в посольстве. Он захлебывался смехом, на глазах выступили слезы.

Только усевшись в автомобиль, вождь перестал смеяться, слезывысохли, лицо побледнело и сделалось каменно серьезным.

Вся большевистская головка спокойно покинула территориюКремля. Автомобили проследовали к Арбату. Не было никакой особенной охраны, ипри желании не составило бы труда остановить, обстрелять или хотя бы арестоватьЛенина, Троцкого, Свердлова и прочих товарищей. Но никто даже не попытался. Ониблагополучно подъехали к зданию посольства, выразили свои искренниесоболезнования на хорошем немецком языке, без единой грамматической ошибки.Потом так же благополучно вернулись в Кремль, несмотря на то что злодейскиймятеж левых эсеров был в самом разгаре.

Москва, 2007

С тех пор как Петр Борисович Кольт загорелся мечтой найти иприобрести какое-нибудь серьезное, надежное средство продления жизни, прошлоуже несколько лет. В процессе поиска Петр Борисович обнаружил, что в этойтаинственной сфере тоже существует нечто вроде рынка, работают древние законытоварно-денежных отношений, спроса и предложения.

Петра Борисовича не устраивало то, что было доступно всем,навязывалось при помощи известных и набивших оскомину коммерческих технологий.Он имел достаточно серьезный опыт в бизнесе, чтобы понимать: чем активнейреклама, тем сомнительней ценность предлагаемого товара.

С самого начала Петр Борисович знал: если средстводействительно существует, то никак не на рынке медицинских новинок. Это чудо нерекламируется в Интернете и по телевизору. О нем не кричат желтые газеты,глянцевые и научные журналы. Настоящим эликсиром молодости никто никогда неторговал и торговать не станет. Подделками – пожалуйста, сколько угодно.

О методе профессора Свешникова не было известно ничего определенного.Профессор не завершил свои опыты. Но имелось живое подтверждение, что тайнапрячется именно там, в геометрическом центре мозга, в шишковидной железе.

Федор Федорович Агапкин, бывший ассистент профессора,однажды испробовал метод на себе, ввел в вену дозу препарата. Он сделал этосгоряча, не думая о последствиях.

С тех пор прошло девяносто лет. Агапкин жил. В этом году емуисполнилось сто семнадцать. Да, выглядел он ужасно, сморщенный, лысый,беззубый. Развалина с парализованными ногами. Но голова работала отлично,память оставалась блестящей. Старик надеялся, что новая доза препарата поставитего на ноги и поможет протянуть еще лет пятьдесят. Впрочем, для себя он неисключал и другого варианта. Цисты загадочных мозговых паразитов, попадая вэпифиз, могли омолодить, но могли и убить. Просчитать заранее, как онипоступят, было невозможно.

Агапкин не боялся смерти. Он устал жить в беспомощномсостоянии. Ему хотелось еще раз испытать судьбу. Но добыть препаратсамостоятельно Федор Федорович не мог.

Кольт входил в первую сотню самых богатых людей мира.Правда, знал об этом только он сам и узкий круг приближенных. Ни одно издание,занятое подсчетами чужих капиталов, еще ни разу не включило его имя вопубликованные списки мультимиллиардеров. Кольт не был тщеславен. Егофотографии изредка мелькали в светской хронике, но представляли его там какскромного предпринимателя, владельца сети ресторанов, не более. Слова «нефть» и«алюминий» в связи с именем Кольта произносились шепотом. Слова «наркотики» и«проституция» не произносилось никогда. И правильно, ибо Петр Борисович к этомугрязному бизнесу отношения не имел.

Кольт не любил рисковать. Он был чист перед законом, дружилс нужными людьми из прокуратуры, налоговой полиции, имел множество полезныхсвязей. При желании он мог получить полную достоверную информацию о любомчеловеке, оказавшемся в сфере его личных интересов.

До вчерашнего дня Петр Борисович был уверен, что одинок всвоих тайных поисках, и не задумывался о возможной конкуренции.

После ночного разговора с Агапкиным он окинул мысленнымвзором сотни две своих знакомых, давних и новых, всегда готовых к услугам, кпартнерству и деловому сотрудничеству. Министры, депутаты, чиновники, банкиры,политики, военные, дипломаты, народные артисты.

Конечно, Кольт не обольщался ни на чей счет и не питалиллюзий, что все его солидные знакомые желают ему исключительно здоровья,счастья и процветания, как это принято говорить в банкетных тостах. Кто-то могподставить при случае, напакостить ненароком, кто-то хранил мелкие обиды,кто-то, наконец, просто завидовал. Но, как ни напрягал воображение ПетрБорисович, перебирая в памяти имена и лица, никто из его уважаемых знакомых нароль тайного злодея не годился. Никто не мог бы состоять в загадочной сектеискателей бессмертия, поклоняться какому-то Имхотепу, участвовать в ритуальныхоргиях с человеческими жертвоприношениями.

«Старик нарочно пугает меня, – раздраженно думал Кольт, –жрецы, фараоны, торговля бессмертными душами. Уничтожить, свести с ума! Этосовсем не просто и, между прочим, весьма рискованно. Чтобы кто-то решился, ясам должен дать повод, подставиться, наделать глупостей. Но я ведь не идиот. Яникогда идиотом не был».

Бессонная ночь не прошла для Кольта даром. Он чувствовалсебя скверно. Сидя в отдельном кабинете французского ресторана «Жетэм», он безвсякого удовольствия ковырял вилкой кусок паровой севрюги. Рядом с ним, настуле, валялась стопка пестрых газет и глянцевых журналов. Только что прямосюда, в ресторан, курьер доставил ему подборку рецензий на книгу его дочериСветика. Из журналов торчали розовые закладки.

«Истинно балетное изящество отличает литературный дебютСветланы Евсеевой. Тонкий, непревзойденный психологизм, яркая образность языка,виртуозность и легкость в построении сюжета – вот признаки звездного стиляЕвсеевой. Народная мудрость гласит: талантливый человек талантлив во всем.Зрители и поклонники уже привыкли, что каждый выход на сцену балерины СветланыЕвсеевой – блестящий триумф. Не менее блистательным оказался ее литературныйдебют, роман „Благочестивая: Дни и ночи“. Это настоящее пиршество для гурманов,для подлинных ценителей высокой словесности».

В кабинет заглянул метрдотель.

– Петр Борисович, простите, что беспокою вас, приехалаНаталья Ивановна, с ней еще двое, мужчина и женщина.

– Двое? – растерянно переспросил Кольт. – Кто такие?

– Наталья Ивановна сказала, вы ждете ее и их тоже.

Он никого не ждал. Ему хотелось побыть одному, поестьспокойно. Он смутно помнил, что Наташа, мать Светика и бессменный ееимпресарио, звонила пару дней назад, возбужденно рассказывала об очередномлитературном критике, необычайно влиятельном. Одним росчерком пера он может излюбого писателя сделать гения или размазать по стенке. Но он, этот критик МаркМетелкин, немного странный, нервный и мнительный.