Лев Святого Марка. Варфоломеевская ночь - Джордж Альфред Генти

Тщетно, однако, старался он согнуть ногу так, чтобы можно было тереть железные кандалы об стену – необходимо было во чтобы то ни стало добыть осколок камня; долгое время он взрывал своим кинжалом землю, но все его усилия были бесплодны.

Проработав до полудня, он дал себе отдых, предварительно сравняв землю, чтобы уничтожить следы своих напрасных поисков.

После завтрака он снова усердно принялся за поиски и наконец у самой двери нашел то, что искал. Там оказались куски камня. Он набрал несколько обломков, выбирая из них такие, у которых поверхность была более плоская, смочил один из них водой и приступил к работе. Весь день работал он почти без перерыва, обернув камень тряпкой, чтобы заглушить шум от трения. Пальцы его наконец онемели от работы, а дело все-таки подвигалось вперед очень медленно. Когда сторож принес ему обед, он спросил у него, скоро ли отплывет галера?

– Она должна была уехать сегодня, – отвечал сторож, – но наш капитан все еще не может поправиться от лихорадки.

Фрэнсис не решался продолжать работу среди ночной тишины из опасения, чтобы не услышали шум от трения, но проработал еще несколько часов кинжалом над наручниками. На другое утро он снова принялся за заклепки на ножных кандалах. К ночи они уже были стерты так тонко, что небольшого усилия достаточно было, чтобы переломить их надвое. Прежде чем он лег спать, наручники его были тоже совсем почти перепилены.

Он узнал от стражи на следующее утро, что капитану стало лучше и что он уже отдал приказание готовиться к отплытию на рассвете следующего дня.

Около полудня к Фрэнсису явились двое тюремщиков и повели его к дому, где остановился Руджиеро Мочениго. Когда Фрэнсис вошел в комнату, Руджиеро, лежавший на диване, обратился к нему со словами:

– Я послал за вами, чтобы вы не подумали, что я забыл о вас. Я принужден был отсрочить свою месть, но черед для нее еще настанет. Я теперь отправляюсь за дочерьми Полани. До меня дошел слух о том, что вы, отстранив меня, втерлись в их дом и стали там самым близким человеком, что сам Полани относится к вам как к члену их семьи и что дочери его очень благоволят к вам. Теперь я решил привезти сюда дочерей Полани, и когда Мария сделается моей женой, тогда я покажу ей, как обхожусь с теми, которые становятся мне поперек дороги. Это послужит хорошим уроком не только для вас, но и для нее. Скажу вам, что вы тысячи раз будете молить о смерти, прежде нежели я ее дарую вам.

– Я всегда считал вас отъявленным негодяем, Руджиеро Мочениго, – спокойно отвечал Фрэнсис, – но все-таки никак не мог допустить, что человек, в котором течет благородная кровь венецианского гражданина, унизится до того, чтобы сделаться тираном и разбойником. Вы властны, конечно, увезти Марию Полани, но никогда вам не удастся, женившись на ней, воспользоваться хотя бы частицей ее отцовского наследства; я знаю, что она скорее вонзит себе нож в сердце, чем отдастся во власть такому презренному человеку как вы!

Руджиеро схватился было за лежавший около него кинжал, но бросил его опять на прежнее место.

– Дуралей, – презрительно сказал он, – неужели ты не понял, что я увезу обеих сестер и что Мария укротит свой гордый нрав, когда узнает, что, лишив себя жизни, она только заставит меня сделать своей женой ее сестру!

В ушах Фрэнсиса прозвучал торжествующий смех негодяя. Забыв о своих оковах, юноша хотел уже броситься на Руджиеро, чтобы задушить его, но, обессиленный тяжестью своих цепей, упал на пол.

– Стража! – вскрикнул Руджиеро, – убрать этого мерзавца! Зорко наблюдайте за ним; помните, что вы отвечаете за него своей жизнью.

Руджиеро нетерпеливо махнул рукой, и Фрэнсиса увели в прежнее место заточения.

– Только одно и удерживает меня здесь, что я не получил еще до сих пор своей доли захваченной добычи, – ворчал дорогой тюремщик Филиппо, – а то даже и дня не стал бы я служить этому человеку. Когда вернется галера и мы все получим наши доли да ту сумму, которую он обещает, если удастся его замысел, то только он меня и видел! Довольно с меня! Уже и без того обидно, что приходится якшаться с этими проклятыми маврами.

Лишь только Фрэнсис остался один, он тотчас же приступил к осмотру своих кандалов. Достаточно было бы небольшого усилия, чтобы они тотчас же разомкнулись. Фрэнсис, однако, решил подождать до вечера, прежде чем окончательно освободится от оков, так как сторожа легко могли бы заметить, что он снял свои оковы; во всяком же случае, он не решился бы покинуть своего заточения до наступления ночи.

Филиппо на этот раз принес ему обед позже обыкновенного.

– Все ли готово к отплытию корабля? – спросил Фрэнсис, когда вошел тюремщик.

– Да! Команда уже вся в сборе, капитана подвезут к кораблю часам к девяти вечера. Подул попутный ветер, и они скоро уже пустятся в путь.

Фрэнсис обождал наступления сумерек; тогда он просунул конец кинжала под тонкое проточенное место наручника, и достаточно было сильного и ловкого нажатия, чтобы левый наручник раскрылся: рука его была свободна! Еще несколько минут работы, и ножные кандалы тоже лежали на земле. Он поднял цепи, и они громко загремели. В одну минуту сторож уже был у двери.

– Что вы тут затеваете? – спросил Филиппо, быстро входя в комнату.

Фрэнсис уже стоял у самой двери и, едва сторож успел войти, он сразу бросился на него, сбил с ног, уперся коленями в грудь и поднес острие кинжала к самому его глотку!

– Только пикни, – прошептал Фрэнсис, – и я всажу тебе кинжал прямо в горло.

Филиппо чувствовал прикосновение кинжала к своему горлу и лежал не шелохнувшись.

– Я не хочу лишать тебя жизни, Филиппо, – продолжал Фрэнсис. – Ты был добр ко мне, и я желал бы тебя пощадить; подними руки над своей головой и соедини так, чтобы я мог их связать, тогда я позволю тебе встать на ноги.

Филиппо молча исполнил требование Фрэнсиса и позволил ему крепко перевязать его руки заранее приготовленной веревкой из скрученного полотна. Только после этого Фрэнсис разрешил ему встать на ноги.

– Ну, теперь, Филиппо, я должен тебе заткнуть рот, – объявил Фрэнсис, – затем я привяжу твои руки к высокой балке, чтобы ты не мог развязать их зубами, и в таком положении я оставлю тебя здесь до утренней смены.

– Лучше уж покончите со мной разом, синьор, – взмолился Филиппо. – Мой товарищ рассвирепеет, когда узнает, что вы бежали отсюда, ведь ему тоже не уйти от гнева нашего капитана. Тут еще останутся несколько человек из команды, и они меня будут держать под стражей до возвращения капитана, а уж он не пощадит нас. Нет, лучше убейте меня сразу!

– Но как же мне быть, Филиппо? Должен же я прежде всего подумать о своем собственном спасении. Придумай, как мне поступить с тобой, и я постараюсь исполнить твое желание.

– Я готов поклясться, синьор, что не выдам вас. Дайте мне только уйти отсюда, я отправлюсь прямо на берег и успею отплыть далеко, прежде чем кто-либо узнает о вашем побеге.

– Хорошо, Филиппо, так и быть, я доверяюсь твоей честности; клянись мне тем, что для тебя дороже всего на свете, что не выдашь меня.