Ломоносов - Рудольф Баландин

Возможно, к Илариону восходит идея о мессианстве русского народа, исторической роли Руси. Ведь после принятия христианства князь Владимир в немалой степени проникся духом милосердия, по вполне правдоподобному свидетельству «Повести временных лет»: «Он приглашал всякого нищего и убогого приходить на княжий двор и брать все, что надобно: еду, и питье, и деньги из казны». Зная, что слабые и больные не могут дойти до его двора, приказал класть на телеги хлеб, мясо, рыбу, овощи разные, мед в бочонках, квас и развозить по городу. Возницам велено было выкрикивать: «Где здесь больные и нищие, что ходить не могут?» Нечто подобное делалось и в некоторых других городах.

В этом свидетельстве, пожалуй, есть немалая доля преувеличения. Но оно выражает стремление русского народа к справедливости, помощи бедным и убогим. Так, по Илариону, проявляются христианские добродетели. Устремленность к Богу — это тяга души к высокому:

Так начиналась на Руси философия — не схоластическая, не как ученое умствование. Она была исполнена здравого смысла, указывая ориентиры для достойного существования для общества и каждой личности. И впредь у нас веками сохранялась философия здравого смысла, воплощенная в языке, фольклоре и литературе, в искусстве. Средоточием духовной культуры долго оставались монастыри. Особое проявление «умозрения в красках» (словами Е.Н. Трубецкого) — иконы.

«Троица» Андрея Рублева явилась не только воплощением завета Сергия Радонежского о единении Руси, но и проявлением народной русской духовности. Триединство Бога Отца, Сына и Святого Духа воплощено в образах трех ангелов. В них — воля и сила, жертвенный подвиг любви, утешение и покой; грусть о скоротечности земного бытия, свидетельство о жизни вечной. И одновременно — единство человека, Природы и Бога, скрепленное любовью…

С конца XVII века Россия стала все активнее осваивать западноевропейскую философию и науку. Все резче стал сказываться разрыв между тонким верхним общественным слоем, ориентированным на Запад, и огромной инертной массой народа, сохраняющего вековые традиции.

Ломоносову выпала честь первому доказать, говоря его словами,

Чуть раньше князь Антиох Дмитриевич Кантемир провозгласил равенство и достоинство людей вне зависимости от происхождения и сословной принадлежности. Сатиру «На зависть и гордость дворян злобонравных» он завершил:

Эта мысль была близка крестьянскому сыну Михаилу Ломоносову. В своих стихах, научных трудах, отношениях с вельможами и в конфликтах с академиками он выступал не только за себя лично, но за народ русский, остающийся угнетенным и униженным.

С доисторических времен поэзия служила выражением переживаний человека, любовных томлений или мистических озарений, не говоря уже о сопровождении ритуальных танцев. Поэтическое мировосприятие не предполагало проникновения в тайны бытия рациональным знанием.

Красота и гармония со времен Пифагора считались в науках достоянием математики. Хотя поэты Античности воспевали не только величие природы, но и давали общие представления о Мироздании (Гомер, Гесиод). Первую научно-философскую поэму написал Тит Лукреций Кар более двух тысячелетий назад («О природе вещей»).

Со временем пути поэзии, науки и философии разошлись. В XVIII веке из выдающихся естествоиспытателей только Ломоносов и Гёте были поэтами. Научно-философскую поэму, продолжающую традиции Лукреция, сочинили не они, а Эразм Дарвин (1731–1802), дедушка прославленного Чарлза Дарвина. Наиболее знаменита его поэма «Храм Природы» (1803), где воспета эволюция животных и растений, сказано о естественном отборе:

Он даже предвосхитил идею биогеохимии, говоря о создании живыми организмами химических соединений особой сложности. Высказана также мысль, ставшая основой концепции естественного отбора, — об ускоренном размножении растений и животных:

В науке одинаково важны идея и строгое доказательство. Мысль, порожденная опытом или размышлениями, первична. Но без обоснования она остается лишь игрой воображения. Доказательство переводит ее из туманной области возможного в реальность (хотя и воображаемую), вводя в научный обиход. Тем не менее полезно учитывать напоминание Гёте: «Забыли, что наука первоначально развивалась из поэзии».

Ломоносов сознавал это. Торжественные стихи, посвященные «сильным мира сего», сделали его известным. Однако его подлинной страстью было познание природы. Оду в ознаменование дня восшествия на престол Елизаветы начинает он звучно, воспевая благо мирных дней:

Далее развиваются идеи просвещения и развития наук (называются они «божественными») в Отечестве. Наконец, гимн научному познанию:

Несмотря на то что ода предназначена императрице, Ломоносов не только восславил науки, но и обратился к русской молодежи (последние строки не грех повторить):

Подлинный гимн науке — в духовных стихотворениях. «Утреннее размышление о Божием Величестве» уносит воображение читателя к Солнцу: