Приятное и уединенное место - Эллери Квин

— Cui bono.

— Вот-вот. Кому выгодно? Ну, ответ на это до обидного прост. Выгодно только Вирджинии Уайт Импортуна, которая получила полмиллиарда баксов.

Такая куча денег может ослепить, — философски заметил инспектор. — Подтверждением может служить то, что Импортуну прикончили только после того, как миссис Импортуна стала его единственной наследницей. Чернила на его новом завещании едва успели высохнуть. Правильно?

— Правильно, — ответил Эллери, — но…

— Никаких но. Это что касается мотива. Как насчет возможности? Ты всегда задаешь этот вопрос. Той ночью Вирджиния могла войти в спальню муженька. Кто мог проделать это легче или естественнее? О'кей?

— О'кей, — согласился Эллери, — но это не аргумент. Хочу напомнить…

— И наконец, оружие. Чугунная скульптура, принадлежащая ей.

— За которой убийца специально зашел — прошу прощения, зашла в гостиную, чтобы потом оставить возле трупа. Почему она не приколола к его пижаме подписанное признание? Это было бы еще остроумнее.

— Может быть, ты сначала правильно назвал пол убийцы, — сказал инспектор, проводя по носу указательным пальцем.

— Что ты имеешь в виду?

— Секретаря.

— Питера Энниса? Конечно, это возможно, особенно если окружной прокурор сможет предъявить доказательство, что у них была связь. С другой стороны, существует надежное свидетельство, что тем вечером он покинул «99 Ист» после утомительного обеда и вернулся в свою квартиру. Или есть какое-то доказательство, хотя бы косвенно связывающее Энниса с преступлением?

— Может быть.

— Ты что-то утаиваешь?

— Я вообще не должен был тебе это рассказывать. Предположим, у нас есть свидетель, который видел Энниса, отъезжающего от своего дома в автомобиле незадолго до девяти вечера, и другой свидетель, который видел, как он вернулся домой около половины четвертого ночи?

— А Энниса допрашивали по этому поводу?

— Да.

— И что он сказал?

— Что не покидал в тот вечер свою квартиру, вернувшись после обеда у Импортуны, — посмотрел телевизор и лег спать. Все участвующие в допросе сошлись во мнении, что это ложь. Врет он не слишком убедительно.

— Насколько надежны ваши свидетели?

— Окружной прокурор считает их достаточно надежными, чтобы предъявить обвинение в убийстве первой степени.

Эллери молчал.

— Значит, сговор? — спросил он наконец.

— Да.

— Прямых улик нет.

— А разве часто встречаются очевидцы убийства первой степени? — Инспектор пожал плечами. — Высокое начальство требует как можно скорее закрыть это дело. Оно может оказаться легче, чем выглядит. Эти двое с самого начала дурачили Импортуну, так что у них в любом случае нечиста совесть. Прокурор думает, что один из них может расколоться.

— А как насчет этих девяток? — спросил Эллери.

— Это работа психа. Или просто «копченые селедки».[72]В любом случае они не имеют значения.

— Что ты сказал?

— О чем?

— О «копченых селедках»?

— Ну и что?

— «Копченые селедки»… — как в бреду, повторил Эллери. Отец уставился на него. — Знаешь, папа, возможно, ты попал в точку. Это всего лишь «копченые селедки»!

— Именно это я и сказал.

— Но могут ли все они быть ими? — бормотал Эллери. — Так много? Каждая из них? — Он поднялся с кресла, обитого потрескавшейся черной кожей, которое занимал много лет во время аналогичных консультаций, и начал возбужденно жестикулировать. — Я когда-нибудь цитировал тебе стишок анонимного автора семнадцатого века?

Спросил меня как-то один идиот:

«Сколько клубники в море растет?»

«Столько, — сказал, почесав я в носу,

— Сколько копченых селедок в лесу».

Копченые селедки в лесу… Лес… Кажется, папа, я наткнулся на что-то стоящее.

— Я скажу тебе, на что ты наткнулся, — проворчал старик. — Ты наткнулся на стену, и в результате у тебя мозги съехали набекрень.

— Но послушай…

В этот момент в дверях возник сержант Томас Вели, держа за уголки знакомый конверт.

— Еще одно письмо от нашего психа! — объявил он. — На этот раз пришло экстренной почтой.

— Не может быть! — воскликнул Эллери.

Но это оказалось правдой. Текст гласил:

С КЕМ ВИРДЖИНИЯ ХОДИЛА НА ЛЕНЧ ДЕВЯТОГО ДЕКАБРЯ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТОГО?

— Отправитель — тот же чокнутый, — с отвращением произнес инспектор. — Те же прописные печатные буквы, та же шариковая ручка, тот же конверт с тем же почтовым штемпелем…

— И те же девять слов. Впрочем, не совсем те же, — быстро добавил Эллери. — Знаешь, папа, это может оказаться интересным поворотом. Может, твой корреспондент чокнутый, но он битком набит информацией.

— Вроде Нино, игравшего в полупрофессиональный бейсбол, владевшего площадкой для гольфа и массой сведений, оказавшихся бредом курильщика опиума?

— Тем не менее мне любопытно, с кем Вирджиния ходила на ленч 9 декабря 1966 года. В досье имеются какие-нибудь данные?

— Я не помню, где я был в тот день, — сердито отозвался инспектор. — Откуда мне знать, где была она?

— Тогда советую это выяснить.

— Выясняй сам. На эту птичку и так ушло достаточно денег налогоплательщиков.

— Значит, ты не возражаешь, если я снова побеседую с Вирджинией Импортуна? А ты пока свяжись с окружным прокурором и уговори его немного повременить с грандиозными планами. Спасибо, папа!

И Эллери выбежал из кабинета.

* * *

— Что у вас на уме в этот раз, мистер Квин? — На губах Вирджинии мелькнула слабая улыбка. — Хотя я это знаю — то же самое, не так ли? — но, очевидно, вы работаете над каким-то новым аспектом.

— Вас должно волновать не то, над чем я работаю, миссис Импортуна, — ответил Эллери тоном Дельфийского оракула,[73]— а то, над чем работают окружной прокурор и полиция.

Голубые глаза стали огромными.

— Что вы имеете в виду?

— Я собираюсь сообщить вам кое-что, грозящее мне большими неприятностями, если станет известно, что я вас уведомил. В настоящее время окружной прокурор готовится выдвинуть против вас обвинение в заговоре с целью убийства.