Кейн Черный Нож - Мэтью Стовер

- Хуже, чем у нас?

Она тянет нагрудник. Раздается стон порванного металла. - Да. Носильщики сломались. Их взяли числом. Некоторых уже схватили.

- Схватили? Живыми?

Короткий кивок. - Мы должны... нужно найти их... - Она с трудом встает, пошатывается. Поддевка блестит темно-красным, пропитанная свернувшейся кровью. Делает неуверенный шаг, еще, и почти падает на стену. Скрючивается, оставляя багровые знаки.

- Ты не в форме, ни на что не способна. Даже стоять прямо не можешь.

- Должна, - говорит она. Тянет воротник, чтобы утереть рот и подбородок. - Мы задержимся на молитву, и когда спустимся вниз, к Преторнио, я уже смогу...

Замолкает и озирается, глуповато моргая. - Где Стелтон?

Я разеваю рот, наверняка выгляжу еще глупее. - Драть меня. Он был прямо здесь...

"Прямо здесь" только гаснущее пламя и Черные Ножи в разных стадиях разделки туш.

- Стелтон! Эй, Стелтон!

- Кейн..! - шипит она, делая знаки "тише".

Я не слушаюсь: любой, кто еще не потерял слух, уже понял, что мы здесь. - Стелтон! Давай, приятель, вставай! Мы уходим!

Стою на тихом ветру, слыша лишь шипение умирающего пламени.

Песок вон там взрыхлен, вроде бы следы.

- Оставайся и молись, - говорю я. - А я пойду искать.

Кровавые пятна и разворошенный песок ведут меня за пределы света пожара. Еще одно погружение в Дисциплину Контроля, и зрачки полностью расширяются, палочки сетчатой оболочки глаз наполняются родопсином. Не вполне Ночное Зрение, но я обучен видеть ясно, не глядя на вещи напрямую: в звездном свете границ расширенного медитацией периферического зрения достаточно, чтобы найти верный след. Там, между обрушившихся зданий, отпечатки сапог Стелтона пропадают под следами босых ног огриллонов.

Кольчуга вдруг начинает весить сотни две фунтов, мне реально, реально нужно присесть. Хотя лучше не надо. Не думаю, что потом встану.

Славная гибель... Раньше эта штука казалась мне чертовски привлекательной.

- Кейн? Где ты? - Ее голос уже окреп. - Что случилось с фонарем?

- Не знаю. Потерял.

- Стелтон?

- Тоже потерян.

Она бредет ко мне, блуждая в непроницаемой - для нее - темноте. - О чем ты? Он мертв?

- Не знаю. Его следы кончились здесь. Их ведут дальше. Тела нет.

- Откуда ты... - Она обрывает себя, ночь становится тихой. - Ты можешь видеть.

- Типа того. - К чему ложь? - Немного.

Слишком долго она остается молчаливой. Слышно лишь дыхание.

- Кто же ты? - Голос спокойный. Медленный. Роковой. - Монашек?

Вдалеке: угасающие человеческие вопли.

- Какая в этом разница, вот сейчас?

- Некий вид эзотерика. Должно быть. Почему никому не рассказал?

- У всех свои секреты, - напоминаю я.

- Профессиональный убийца, - бормочет она тусклым увядающим полушепотом, словно я разбил внутри нее нечто драгоценное. Необъяснимый намек на слезы. - Кто твоя цель? Не я ли?

Если учесть историю отношений Монастырей и Ордена Хрила, для паранойи есть основания. - Всё не так.

- Кто же? Мы все, скопом? Вот к чему ты нас толкал. Мы все умрем. Блестящая стратегия...

- Марада, заткнись. Соберись с духом. - Мне нужно то же самое. - С нами еще не покончено.

Ее силуэт молча кивает. Фырканье в темноте. - Да. Да. Преторнио, его люди. Стелтон. Мы им нужны.

- Верно. - Я расстегиваю пояс, позволяя упасть, стаскиваю кольчугу и стеганую поддевку через голову. Наконец-то. Только кожаная туника и штаны. Я снова могу двигаться. - Ты идешь за священником и носильщиками. Сделай что сможешь.

- А ты?

- Найду Стелтона. - В том или ином виде.

- Если он мертв...

- Тогда нет проблемы. Тизарра нас свяжет. - Я вдыхаю в ноги адреналиновую силу. Выходит кое-как: у Дисциплин есть пределы, и я к ним близок.

В лучшей форме уже не буду.

- Кейн... я, это же... - Линии ищущей руки. - Думаю, живыми мы не увидимся.

- Догадываюсь, что ты права.

Тень руки ловит меня в темноте. Я позволяю ей обнять меня с силой медведицы, без усилий поднять над землей окованными сталью руками, способными сломать спину; но сквозь поддевку ее груди мягки и округлы, и вместо смертельного захвата я получаю касание губ, медно-соленый поцелуй.

Не успеваю я подумать "какого хрена?", как она ставит меня на ноги.

- Умри в бою, Кейн. - Она, спотыкаясь, бредет к оставленным позади языкам огня.

Я смотрю вслед секунду, и две, и три, и четыре, и такой я бесполезный мешок трусливого дерьма, что не нахожу ни одного слова. Даже сейчас ни одного слова.

А она уходит.

Дерьмо.

Мои прощания достаются ночи и мертвякам.

Гаснет последнее пламя. Мне остается лишь вернуть ночное зрение, найти боевой молот и брести по следам Черных Ножей.

>>ускоренная перемотка>>

Значит, двое решили перекусить. Лучше, чем волочь тело по всему пути на стоянку. Стоит показать всем: обычный Черный Нож может быть таким же эгоистичным, недисциплинированным и ленивым, как средний хуманс.

Звучит утешительнее, нежели выходит на деле.

Я должен бы сбежать. Оставить их с ужином и поискать Мараду, ибо ему сейчас хрен поможешь, и мне пора, пора; но луна наконец показалась и в усилившемся блекло-серебристом сиянии я вижу что-то странное в том, как они склонились над его животом.

Один жмет рукой кольчугу, завернутую на лицо, второй садится на четвереньки, прижимая Стелтона ногами, и пока понимание еще сочится сквозь ментальную стену "хрен поможешь", тело его изгибается, бьет ногами, спутанная масса кишок шевелится и...

Раздолби меня господь, он еще жив.

Хрипы и сопение не дают им услышать меня, а я перепрыгиваю подоконник (самого окна здесь нет уже тысячу лет), неспешным замахом вывожу из-за спины молот и чеканю голову одного прямо над ухом.

Удар ставит его на колени, глаза пусты, смотрят на разбитую скулу; тот, что был в ногах Стелтона, успевает поднять голову, как раз чтобы поймать удар сверху, промеж глаз. Точный, словно на бойне. Боек оставляет на черепе дыру размером в кулак, глаза выпучиваются, он валится набок и, прежде чем туша падает на камни, я поворачиваюсь и угощаю первого шипом в затылок. Шип с маху разбивает кость, и я словно багром стаскиваю урода с груди Стелтона, с месива кишок и влажного черного песка.

Черные Ножи бьются и дергаются, пинаются и кряхтят, автономные нервные системы не хотят верить, что они уже мертвы, но вскоре это хук-хук-хуууууккк сменяется слабыми последними хрипами, и остаются лишь звуки сдавленных рыданий. Не знаю, Стелтона или моих.