Нашла себе блондина! - Екатерина Вильмонт

– У меня есть! Черные, лаковые…

– Не годится! Надо купить перламутровые или серебряные,можно босоножки на высоком каблуке, но черные – исключено!

– Хорошо, купим, кстати, говорят, что «Березки» скороприкроют!

– Я тоже слышала, – сказала Тина. – Вполнеможет быть, что вы ничего подходящего не найдете, на худой конец можно светлуюзамшу…

Ничего подходящего мы действительно не нашли. Правда, былаодна пара очень красивых замшевых шпилек, но на номер меньше, чем мне нужно. Яв них все-таки влезла, но это была пытка! Я чуть не плакала.

Никита задумчиво повертел туфли в руках, а потом сказал:

– Ничего, берем! Я знаю, что делать! Отдадим врастяжку. На один номер всегда можно растянуть!

Туфли были куплены, и мы поехали к его знакомому сапожнику,который работал в мастерской возле рынка у метро «Новокузнецкая».

Никита объяснил ему, в чем дело. Сапожник по имени Ашотнедовольно покачал головой. Заставил меня надеть одну туфлю, поцокал языком исказал:

– Вах, Никита, такие красивые ножки зачем уродовать?Все равно ей будет больно, даже если растянем, они ж на полтора размера меньше!Предлагаю достойный выход – срежем нос, чтобы пальчики наружу!

А иначе твоя девушка мучиться будет, тебе это надо?

Мне было жалко резать такие красивые туфли, но с другойстороны…

– А не будет заметно, что…

– Не будет! Такую работу во всей Москве, кроме Ашота,никто не сделает, будут говорить, что нельзя, не получится. Все можно, всеполучится, если ты не ленивый и творчески подходишь к делу! Конечно, такаяработа стоит недешево!

– Ничего, не разоримся! – успокоил егоНикита. – Завтра сделаешь?

– Сделаю, не сомневайся. И даже возьму с тебя не оченьмного, я всегда добро помню, ты не думай! А что недешево такая работа стоит,это я твоей девушке объяснял!

Когда мы сели в машину, я спросила:

– Какое добро он помнит?

– Да ерунда! Я когда-то привез ему из-за границылекарство для ребенка.

А сумки к туфлям не было.

– Ничего, обойдешься без сумки, – смеялсяНикита, – положишь все ко мне в карман. Таким образом, я буду держать тебяна коротком поводке, потому что в этом платье ты сведешь с ума всех мужиков! Ая ревнивый, имей в виду!

По случаю Райкиной свадьбы Никита надел белую рубашку сгалстуком, и ему это очень шло. Светло-серый костюм сидел на нем так элегантно!

В Хаммеровском центре и вправду было, как в заграничномкино!

– На лифте хочешь покататься? – с улыбкой спросилНикита.

– Хочу! Мне Райка обещала…

– Зачем? Я сам тебя прокачу!

Когда лифт резко пошел вниз, у меня все внутри оборвалось.

Но все-таки мне понравилось. Молодожены задерживались. Но яувидела Райкину мать и тетю Зину. Они испуганно озирались. Я подошла к ним.

– Ой, здрасте! А где же Рая?

– Сейчас приедет, они нас вперед отправили, а тут такиестрогости, нас сперва и пускать не хотели. И кому это надо! – ворчала тетяЗина. – А ты, я смотрю, цветешь! Твоя-то свадьба когда?

Но тут появились молодожены Райка в роскошном платье цветачайной розы, которое необыкновенно шло ей, без дурацкой фаты, с живыми цветамив темных волосах, какая-то совсем другая, как будто уже не москвичка, аиностранка, и ее муж, высокий, очень худой, в очках, с приятным лицом. МойНикита в сто раз красивее, с гордостью подумала я. И шагнула к подруге.

– Райка, поздравляю!

– Танька, привет! Познакомься, это мой муж! Гленчик,это моя Танюшка, я тебе говорила! А Никита где?

Но тут подошел Никита. Они обменялись рукопожатием с Гленом,Райке Никита церемонно поцеловал руку, отчего она зарделась.

– Танька, я писать хочу, умираю, пошли со мной!

Гленчик, мы пойдем носики попудрим!

– А куда идти?

– Я знаю, пошли! Ой, Танька, свершилось! Но чего намэто стоило! Перестройка перестройкой, а брак с иностранцем такая морока! Кактебе платье?

– Опупенное! – засмеялась я. – У тебя в немсовсем парижский вид!

– У тебя, кстати, тоже платье – умереть не встать Гдебрала?

– Мне Никита заказал у модельера…

– Танька, во жизнь пошла! А как тебе мой Гленчик?

– Очень милый!

– Не то слово! Слушай, а под жакеткой у тебя что?

Покажь! Ух ты! Вот это да! Смело! Только попа прикрыта!

Ну пошли! Жрать хочу, умираю! Ничего сегодня не ела Кошмаркакой-то! Ну теперь все, можно праздновать!

Народу было много, человек сорок, но совершенноразношерстных. Со стороны невесты кроме матери, тетки и двоюродной сестры смужем, которая явно умирала от зависти и потому презрительно кривила губы, былиеще две подружки из ГИТИСа. Зато со стороны жениха!

Знаменитая балерина с мужем-балетмейстером, еще какие-тознакомые по телевизору лица, пожилая меццо-сопрано из Большого театра с молодымспутником и еще какие-то люди. Никита тоже встретил тут знакомого, это оказалсякомпозитор, писавший музыку к двум его фильмам. Они обнялись, и Никита подозвалменя:

– Вот, Миша, познакомься, это Таня, моя жена!

У меня, как говорится в басне, в зобу дыханье сперло!

– Слышал, слышал о твоих переменах, но не думал, что вытакая красивая! Поздравляю, ручку можно поцеловать?

Когда композитор отошел, я пролепетала:

– Ну зачем ты…

– А как мне прикажешь тебя представлять? Моя спутница?Моя девушка? Это, знаешь ли, неприлично И потом, мы все-таки живем как муж ижена, так в чем проблема? В штампе? Но я же тебе предлагал… А разве ты несчитаешь меня своим мужем?

Что это с ним? Но должна признать, мне было приятно дочертиков.

Я взяла его за руку и подвела к Зине.

– Тетя Зина, хочу вас познакомить со своим мужем!

У нее отвисла челюсть. Но она взяла себя б руки, окинулаНикиту оценивающим взглядом и заявила:

– Нашла себе блондина! – И засеменила прочь.

– Что она хотела этим сказать? – озадаченнопоинтересовался Никита.

– Понятия не имею!

Так это и осталось для нас загадкой.

Через три дня в шесть часов утра мы уехали в Пярну.

– Надо бы тебя научить водить машину, могла бы сменятьменя за рулем.