Трудно быть храбрым - Екатерина Вильмонт

— Какая пуля?

— Да так говорят… И по-твоему, домовой три яйцасхряпал? Как он их ел? Сырыми? Всмятку? Или яичницу жарил?

— Ну, это я не знаю… Слушай, Глебушка, а кто,по-твоему, мальца-то отпустил? По всему выходит, домовой, больше некому. Сампосуди, кабы не домовой, малец уже сюда бы ментов навел полный дом. Ох ненравится мне это, ох не нравится!

— Слушай, Семеныч, а с чего бы это домовому парня отпускать?Он же вроде должен интересы хозяина отстаивать, а хозяин тут я, по крайней мерена год.

— Все правильно, Глебчик, все правильно! Он твоиинтересы и отстаивает. Если б тут накрыли нас с этим парнем, ох, плохо бы нампришлось! Вот он и отвел от нас беду. И парню небось внушил, чтобы он про наспомалкивал! Вот я что думаю.

— Петька чуть не умер от смеха у себя за занавеской.

— Что ты плетешь, старый?

— Старый — умный! А яйца он сожрал, чтобы нам показать,что это он тут о нас заботится.

— Глупости! Я вот слышал, если домовой заводится вдоме, он стучать начинает. Даже переговариваться с ним можно стуком. А вотнасчет того, чтоб яйца жрать…

— А давай постучим! Может, и отзовется.

— Семеныч постучал по столу чем-то металлическим,наверное, ножом или вилкой. Петька решил ответить и постучал в стену костяшкамипальцев.

— Слыхал! — закричал Семеныч. — Что я тебеговорил!

— А ну, постучи еще! — потребовал Глеб.

— Нет, Глебушка, я боюсь! Хватит, не надо! Не искушайсудьбу!

— Какую, блин, судьбу? Совсем помешался, старый!

— Из кухни снова раздался металлический стук. Но на сейраз это была азбука Морзе. Кто там? Кто там? — выстукивал Глеб.

— Домовой! Домовой! — отстучал Петька. Года дваназад он увлекался азбукой Морзе.

— Глебчик, ты чего так побелел?

— Семеныч, он мне морзянкой отстучал, что он домовой!

— Вот! Вот! А я что говорил!

— Слушай, а откуда ж домовой морзянку знает? —растерянно проговорил Глеб.

— Наверное, морзянку эту домовые придумали, а человек…он, понятное дело, подхватил и приспособил… Человек, он такой! Я вот слыхал,дома какие-то строят, по примеру пчел, как соты… В Японии, кажись…

— Да ерунда все это, просто мы с тобой нынчеперенервничали. Да и вчера денек нелегкий был, и набрались мы вечером… вот имерещится… — неуверенно говорил Глеб.

— Петька подумал было, не отстучать ли им, чтобынемедленно освободили женщину… Но это было бы слишком просто, слишком прямо… А«нормальные герои всегда идут в обход» — вспомнил он строчки из какой-то песни.Ему так хотелось быть героем, или по крайней мере выглядеть героем в глазахЯны… Это еще успеется, решил он.

— Это, Глебушка, у тебя от воспитания, всех вас училине верить ни в бога, ни в черта… А меня мамаша хоть и тайком, а в истинной веревоспитала…

— Оно и видно, — хмыкнул Глеб, — вся твояжизнь это доказывает! Сколько раз в тюряге-то парился? А?

— Так то давно было!

— А теперь ты, конечно, богоугодным делом занимаешься?

— Ой, не говори, парень, но это, может, господь менятак испытывает!

— Тьфу! Ну и путаница у тебя в голове, Семеныч! Чистыйвинегрет! Давай лучше дернем по маленькой, хоть чертовщина всякая перестанетмерещиться! Наливай!

— А чем заедать-то будем?

— А помидоркой закусим! В самый раз!

«Ну и дурак же я, — подумал Петька. — Надо было вводку снотворное сыпануть. А то сейчас они выпьют, помидорчиком закусят, афанту и томатный сок не тронут. Сиди тогда здесь до второго пришествия! А Яна скляпом во рту, со связанными руками валяется в подвале и даже мою запискупрочесть не может!» От злости Петька аж зубами заскрипел.

— Нет, Глебчик, не хочу я эту помидорку, разве ж этопомидоры? Вот у моей сестры на Кубани помидоры так помидоры! Сахарные, налитые,а в этих либо одна вода, либо резина. Не умеют за границей помидоры ростить, охне умеют! Давай лучше баночку селедки откроем да томатным сочком запьем.

— Давай, селедка так селедка, мне без разницы…

— Петька обрадовался. Не фанта, так томатный сок, лишьбы уснули поскорей!

— Они долго еще пили, говорили о каких-то совершеннонезнакомых людях, опять возвращались к домовому, потом Глеб вспомнил:

— Слушай, старик, а дамочка-то наша как там? Надопроведать, в туалет сводить, хоть попить дать, а то что же?

— Правильно, правильно, это по-божески! —всхлипнул Семеныч. — В туалет надо сводить, а то не дай бог не утерпит, ахозяин приедет, может не понять…

— Петька с замиранием сердца слышал, как Глеб невернымшагом приблизился к подвальной двери и отодвинул засов. Впрочем, этого он какраз и не услышал, смазанный засов не скрипнул.

— Что за дьявол! Семеныч, а Семеныч, — засов-то,похоже, кто-то смазал!

— Но ответом ему был только храп.

— Эй, дамочка, в туалет сходить не надо? Погодите,сейчас я кляп-то выну, вот так!

— Зачем вы мне кляп воткнули?

— Так что б не кричали!

— И не собираюсь! И руки развяжите, как я в туалетпойду?

— Вы сперва еще дойдите туда, а там я развяжу, небойтесь!

— К великому Петькиному сожалению, туалет находился вдоме, обычный городской туалет, оттуда не убежишь!

— Через некоторое время он опять услышал голос Яны.

— Дайте воды попить!

— Фанты хотите?

— Только этого еще не хватало! Если она уснет, что онбудет с ней делать?

— Фанты? Нет, от нее еще больше пить захочется. Дайтепростой воды. И прошу вас, не надо кляпа, я не стану кричать. И руки несвязывайте, куда я из этого подвала убегу?

— Глеб хотел сказать, что одному вот удалось удрать, ноу него уже еле ворочался язык и так ужасно клонило в сон, что он решил неспорить с дамочкой.

— Ладно, так и быть!

— Спасибо!

— Дверь захлопнулась.

— Так, сейчас он задвинет засов и пойдет спать.

— Теперь Яна, возможно, найдет записку.

— Ох, и устал же я нынче! — пробормотал Глеб и тутже обо что-то споткнулся. — Ох, черт! Как бы ноги не переломать! Семеныч,ты чего за столом дрыхнешь, пошли, отведу.

— Семеныч что-то пробормотал со сна.

— Вставай, старый, поднимайся, ох и тяжелый же ты,пошли, пошли!

— Петька слышал, как грузное тело плюхнулось накровать, заскрипели пружины, и тут же снова раздался храп. Глеб поплелся к себев комнату и тоже рухнул на кровать. Вскоре они уже храпели в две глотки.