Полночь в Часовом тупике - Клод Изнер

Когда Эзеб Турвиль, сгорбившись, вышел из здания телефонной станции, расстроенный донельзя, некто на остановке подумал сперва, что к нему просто было бы подойти, если бы не внезапное появление грузовика, который встал посреди улицы Гутенберга, преградив путь. Когда бывший почтальон вновь показался в поле зрения, он уже карабкался в омнибус. Видимо, его одолевала охота к перемене мест. Но прочь сомнения, нужно за ним проследить. Новый экипаж повез их в первый округ, к отелю Почты, который помещался в большом квадратном здании между улицей Лувра и улицей Этьена Марселя. Торчать на улице уже невыносимо. Холодно, вот-вот пойдет снег. К счастью, будочка находится прямо у выезда тильбюри[42]и почтовых фургонов, так что все хорошо видно.

Решетки, которые в других почтовых отделениях отделяли кабинеты от посетителей, здесь были сняты, поэтому пообщаться со служащими стало гораздо проще. Просторный и светлый главный зал выглядел уютно и гостеприимно, для клиентов были предоставлены специальные столы и скамейки, чтобы они могли спокойно написать письма и разобраться с прочей корреспонденцией.

Эзеб направился к окошечку кассы, где сотрудница заклеивала конверты с помощью специального аппарата Дагена.

— Здравствуйте, Мартина, а Жерар здесь?

— Ты здесь! Ну-ка сделайся незаметным, не то тебя выкинут отсюда, если увидит кто-то из главных, он скажет, что ты пришел баламутить народ, и сожрет тебя с острым соусом.

— Так Жерар-то где?

— Там, внутри, возле пневматических аппаратов.

Пневматические аппараты — трубы с контейнерами, перемещающимися с помощью потока воздуха — были новым изобретением, восхитившим в свое время Эзеба. Сеть этих труб, помещенных в желоба, соединяла почтовые отделения. Он представил себя крохотным, летящим под землей со скоростью шестьсот метров в минуту. Уж тогда Кларисса его точно не поймает.

— Так, значит, из меня сделали козла отпущения? — спросил он своего друга, который в этот момент закладывал кипу писем в контейнер.

Вот уже четверть часа человек в тени остановки наблюдал за дверями здания, выглядывая Эзеба Турвиля среди непрерывного потока лиц.

А вот и он, под ручку с каким-то приятелем. Человек, следивший за Эзебом, безнадежно махнул рукой. Вот уже два раза подряд его план срывался, ничего не выходит, нужно с этим смириться. В этом деле следует проявить особенное проворство. Будет непросто. Но все получится, это точно.

Стоящие один впритирку к другому шале, в которых не было ничего швейцарского, теснились вдоль улицы Коленкур, их лестницы мелькали сквозь заросли кустов. Деревья, даже сухие, успокаивали страх Луи Барнава. В предыдущую ночь он не нарушил его покой своим присутствием, и целительный сон охватил его, без обычных кошмаров. Из тумана появлялся клинок, лезвие тянулось к нему, медленно погружалось в его горло. Он пытался закричать, но просыпался в поту, с пересохшим горлом. Он прошел рощицу, где карикатурист Шарль Леандр иногда организовывал какую-нибудь бучу. Жители протестовали против этой охоты на бродячих котов, улиток или черепах, которая обычно сопровождалась звуками рога и взрывами холостых безобидных выстрелов.

Луи Барнав дошел до сетки, которая огораживает Холм. На улице Корто он попал в стойло, принадлежащее скотоводу, который за несколько су продал ему стакан молока прямо из-под одной из своих коров. Затем прошел по улочке, вдоль которой тянулись заборы, исписанные народными мудростями. «Нини плюс Гастон равно любовь», «Легавые — сволочи», «Конопляный галстук по тебе плачет, Леонар», «Конец света назначен на завтра», «Филибер — сморчок» — примерно таким было содержание большинства этих надписей, выцарапанных на потемневшем дереве. Над заборами нависали кроны невысоких деревьев, в щели видны были потрескавшиеся стены домов.

Череда ведущих вверх улиц привела его на площадь Тертр, и он направил свои стопы в «Бускара».

Десятью минутами раньше туда решил зайти Жозеф. Он надеялся встретить там старого чудака, осаждающего кабаре «Небытие», и завести с ним беседу о том, что было пунктиком старика: о времени. Элегантно одетый мужчина, потягивающий в одиночестве пол-литру за пол-литрой, внезапно воскликнул:

— Ни хрена себе! Это же Жозеф Пиньо, знаменитый романист!

— С кем имею честь, мсье? — поинтересовался польщенный Жозеф. — Но простите, вы напоминаете мне Мориса Ломье!

— Я и есть этот всем известный дурень. Присаживайтесь.

— Дурень? Да ладно вам! Не вы ли владеете галереей, куда все сливки общества сбегаются, чтобы полюбоваться современной живописью?

— Я только управляющий, дорогой мой. Да, я стал респектабельным типом, это уж точно. Эх, незадача! Потерял всех своих старых друзей, а те, кто пришел на их место, ломаного гроша не стоят. А что касается высших материй: я скоро стану отцом.

— Прекрасная новость! Дети — это как глоток свежего воздуха, у меня двое, так что можете поверить мне на слово.

— Я бы предпочел подольше дышать менее чистым… Ну мы скоро сравняемся, Мими ждет близнецов, по крайней мере, так утверждает акушерка. Ну вот я и стал узником своей давнишней мечты: размеренное существование, кругленький счет в банке, семья. И это называют счастьем! Пшик! Судьба заковала меня в наручники, прощай, веселая жизнь.

— У вас просто такой пессимистический период, это бывает, пройдет. Вот возьмите этих двух бедолаг из Часового тупика, у них ведь вся жизнь была впереди! А кстати, не знаете, как мне встретиться с неким Луи Барнавом? Меня уверяли, что он захаживает в это заведение.

— Ну, вам повезло в этой игре, значит, в любви может не повезти, начинайте приглядывать за женой.

— Жена мне верна, у вас были шансы в этом убедиться, когда вы за ней ухаживали.

— Ну, зачем так сразу, это была только шутка. А вот он несется к нам, этот одержимый кометами. Я вас покидаю, на дух не переношу его пророчеств.

— Вот бандитская рожа! И явно уже поддал.

— Да ну, вы слишком во власти ваших детективных историй. Он работает тут ангелом-хранителем для пьяниц, разводит по домам, в общем, ничего страшного.

Тут Мориса Ломье как ветром сдуло — он вышел из «Бускара» за секунду до того, как туда ворвался Луи Барнав.

Жозеф подождал, пока тот плюхнется на стул за столиком, чтобы подойти. Старик встретил его мрачным, изучающим взглядом из-под кустистых бровей. Ножик с открытым лезвием лежал на столе перед ним.

— Даже не представлял, что буду иметь возможность с вами познакомиться, мсье Барнав! Я вовсе не уверен, что наш мир погибнет 13 числа этого месяца, столкнувшись с неумолимой кометой. Вы позволите мне предложить вам дискуссию и поделиться с вами гипотезами на эту тему?

Напыщенный слог этого обращения только разозлил ангела-хранителя.

«Еще один писака. Что им ни скажи, все исковеркают, сначала назойливо пристают с дурацкими вопросами, и если не нароют чего-нибудь эдакого, сами придумают, так и рождаются газетные утки!»