Капкан для невесты - Айрин Лакс

думать обо мне гадостей, сколько вам влезет. Но делайте это желательно в тишине! И за завтрак я сама платить не стану, — добавляю в конце.

Мужчина даже поперхнулся, не ожидал такого заявления?

— Я и не думал разделить счет!

Он выглядит смущенным, как будто я его задела.

— Вы зря обижаетесь на меня. Камилла. Довлат скрытный даже для друзей и сложный по характеру. О невесте он ни словом не обмолвился. Я просто в растерянности, что он решился начать другие отношения. Рад, конечно. Если это означает, что он решил вернуться к полноценной жизни!

— Вот и радуйтесь, а не раздувайте сплетни, — срывается с моего болтливого языка. — Извините. Просто мне неприятно. Довлат ни с кем не поделился, и меня выставляют падшей девицей! Кому такое понравится?!

— Я не… — Сулим вздыхает. — Наверное, я просто неуклюж в общении. Не хотел вас обидеть.

— Что вы имели в виду, когда говорили, что Лорсанов не избалован женским вниманием?

— Было бы некрасиво с моей стороны обсуждать его отношения с погибшей женой.

— Как все сложно. Вы заявляете, что хотели бы помочь, возлагаете надежды, а потом отказываетесь говорить. Это просто лабиринт какой-то! — говорю с отчаянием. — Устала. Надоело все это…

Внезапно мне в голову приходит мысль: отец думает, что я с Лорсановым.

Лорсанов же не в состоянии мне помешать ни в чем.

Могу делать все, что захочется! Даже сбежать…

Эта мысль взбудоражила.

Сердце забилось в груди учащенно.

Я же хотела остаться. Но как можно остаться, когда никто в меня не верит…

Никто!

Может быть, будет проще сбежать туда, где никто от меня ничего не ждет?

Тогда я точно не смогу разочаровать никого. Никого, кроме самой себя.

Что я за человек такой? Настроение и намерения меняются со скоростью света!

Не успела я ни определиться, ни подумать, как следует, Сулим отвлекает меня.

Секундой назад он читал сообщение, что прислали ему на телефон.

Сейчас он поднимает взгляд на меня, сообщив:

— Довлат пришел в себя и спрашивает о вас.

Камилла

В палату к Лорсанову входить было страшно. Я несколько раз сбегала, под разным предлогом. Дважды в туалет сходила. Кто-то посторонний мог бы подумать, будто я страдаю каким-то заболеванием. Мне же было очень волнительно, тревожно увидеться с мужчиной лицом к лицу.

Просто стояла у раковины, пытаясь остудить руки под струей холодной воды, и провести ими по полыхающему лицу. В отражении у меня были красные щеки, горящие глаза и побледневшая кожа…

Как будто я тоже была больна, причем, больше, чем немного.

Но так целую вечность продолжаться не может.

Нужно поздороваться.

Увидеться.

К тому же Лорсанов сам меня позвал, сразу после того, как очнулся, он спросил обо мне.

Наверное, это хороший знак. Смелее, Камилла, подбадривала я саму себя.

Захожу, пытаясь держаться уверенно, а у самой душа трусливо скользнула в пятки и свернулась там крошечным клубочком.

Лорсанов лежит в постели. В окружении подушек и медицинских приборов.

Осунувшийся. Скулы впалые. На подбородке и линии челюсти виднеется темноватая щетина.

Стараюсь не дать жалости прорваться, это было бы неуместно.

Больше я тревожусь.

Сулим сказал, что все должно быть хорошо, но при этом отметил, что на восстановление нужно время!

В характере Лорсанова присутствует смирение и терпение?

Я замираю у порога, мужчина смотрит на меня из-под полуприкрытых век. Его взгляд едва мерцает, выражения глаз не разобрать.

— С пробуждением тебя, — по имени я почему-то не осмеливаюсь его назвать.

— Я в больнице, — глотает окончания неразборчиво.

— Да.

— Ты дозвонилась до Сулима.

— Да. Все верно.

— У меня была медсестра. Рассказала… — снова делает долгие паузы.

— Если ты устал, лучше отдохнуть, конечно. Я рада, что ты в сознании и выглядишь значительно лучше! Честное слово! Такой свежий. Просто огурчик…

Лорсанов закрывает глаза.

Я начинаю пятиться к двери.

— Подойди. Пожалуйста, — добавляет мягко-мягко.

От удивления я опешила.

Не ожидала, что голос Лорсанова может звучать так интимно, чувственно, рождая мурашки и теплый трепет в груди. Под сердцем екает безобразно часто, я глупо иду на зов.

Даже не подумала ни о чем дурном.

Остановившись у самой кровати, едва дышу.

Глаза Лорсанова закрыты. Можно было бы решить, что он спит. Если бы глаза не двигались едва заметно из стороны в сторону под закрытыми веками.

— Я здесь, — говорю шепотом.

— Ближе.

Просьба чуть слышна. Я наклоняюсь, убрав прядь волос за ухо. Не знаю, можте быть, Лорсанов в знак признательности хочет меня поцеловать? Хотя бы щеки коснуться?

Но реальность намного прозаичнее.

Она хлесткая и такая же жесткая, как хватка мужских пальцев на моей шее.

Я захрипела, схватившись за запустье мужчины. Он крепко сдавил пальцами мою шею.

— Медсестра разболтала об операции. Я знаю все. Ты кем себя возомнила, избалованная малолетка? А?! Какого хрена творишь? Кто дал тебе право решать за меня? КТО?!

Глаза слезятся. Вот тебе и лежачий больной, который пока вставать не может! Да в нем дури больше, чем в легионе злых духов!

Перед глазами цветут разноцветные пятна.

— Убирайся! — шипит Довлатов, отпустив.

Отталкивает меня в плечо.

— Вон из палаты. В своем доме я тебя больше не держу. Проваливай куда хочешь. Это все! — выпаливает он.

Мое горло горит. Слезы обиды душат.

Отойдя к раковине, влкючая воды, чтобы вымыть лицо. По нему слезы вперемешку с соплями. Еще и кашель. Кажется, будто Лорсанов до сих пор держит меня за глотку.

Вода шумит. Умываюсь холодной. Дергаю бумажные полотенца одно за другим, снова умываюсь.

Пока зрение не проясняется.

Внутри все еще ураган.

Мне обидно. Я возмущена. Валялся бы Лорсанов с приступом на кровати! Его бы долго еще не нашли. Ведь прислуга с уборкой приходит раз в несколько дней!

Он мог умереть к тому времени или оказаться полностью парализованным.

Или просто лежать и мучиться…

Неужели надо было ничего не делать!

Что за человек? Бессердечный… По отношению к себе, а меня ненавидит так люто, что готов даже умереть, лишь бы не иметь со мной дела.

Проплакав у раковины еще немного, я вытираю опухшие глаза и оборачиваюсь с осторожностью.

Лорсанов в забытье провалился. Спит, судя по дыханию.

Что же мне делать?

Я выхожу в раздрае.

В дом к отцу нельзя. Узнает, что от меня отказался даже этот противный жених, который не погнушался взять невесту с дурной