Будут неприятности - Галина Щербакова

КАТЯ. Это уже случилось, Алеша.

ГРОМОВ. Я понимаю. Но мне хотелось, чтоб это не выглядело обычным адюльтером… Чтоб усматривалась какая-то пошлость.

КАТЯ. Господи! Да какое это имеет значение! Пусть мне измажут подъезд дегтем, пусть меня стриженую проволокут по всему шоссе до Внуково. Веришь? Ну, не волнует меня это!

ГРОМОВ. Да, да… Так и надо… Я тебя понимаю… И стыжусь себя…

КАТЯ. Мы уедем – и все.

ГРОМОВ. А твоя аспирантура?

КАТЯ. Скажи еще – а сапоги в починке… Зачем мне все без тебя?

ГРОМОВ. Я не стою такой любви. Ты разочаруешься во мне. Я не герой.

КАТЯ. Я все про тебя знаю. Все. Я даже знаю, что ты сейчас очень боишься. Скажи мне – чего…

ГРОМОВ. Вины… Я не привык чувствовать себя виноватым.

КАТЯ (тихо). Привыкай. Теперь говорить об этом поздно… Ты обречен быть виновным – или перед ними, или передо мной.

ГРОМОВ. Да, да… И тут ты права. Но неужели нельзя иначе? Неужели великое человечество не додумалось…

КАТЯ. Великое человечество не додумалось, Алеша…

ГРОМОВ. Я говорю глупости…

КАТЯ. И Каренину было тяжело. И Вронскому, и Анне…

ГРОМОВ. Верно ведь? Как верно, да? Действительно, вся литература…

КАТЯ. Не дала ответа…

ГРОМОВ. Я люблю тебя.

КАТЯ. А я тебя. Обопрись об это, Алеша, обопрись!

Через две-три недели. Квартира Громовых. Здесь провожают в Набережные Челны Сережу.

ДАША. А тебе идет черная пара. Ты похож в ней на пингвина. И на жениха.

СЕРГЕЙ. Я давно не видел Катю. Я тут как-то подумал и решил: в общем, если ей это действительно надо для работы в Москве, то я могу расписаться… Действительно, так делают…

ДАША. Ах, какое открытие… И деньги берут… Ты с нее мог взять за это рублики… Только теперь вопрос отпал… Отвалился…

СЕРГЕЙ. Да я и не сомневался, что это треп… Такая девушка… Зачем ей химичить? Я одного парня видел… Мартын. Красивый, бородатый, усатый и говорит с ней только по-французски… При мне, конечно, по-русски… Тут я пардон…

ДАША. Давно ты их видел?

СЕРГЕЙ. Давно…

ДАША. Сейчас она говорит только по-русски.

СЕРГЕЙ. Другой, значит?

ДАША. А тебе, собственно, какое дело?

СЕРГЕЙ. Никакого. Просто ты сама когда-то приставала с ножом к горлу: помоги ей, помоги!

ДАША. А тебе хотелось, но ты ломался.

СЕРГЕЙ. Раз, два, три, четыре, пять…

ДАША. Сорок семь, сорок восемь…

СЕРГЕЙ. Аут… Ты будешь мне писать?

ДАША. Как ты хочешь – из любви, из милости, из жалости?

СЕРГЕЙ. Все равно. Только пиши.

ДАША. А если я буду писать тебе все-таки из жалости?

СЕРГЕЙ. Я буду все равно рад…

Звонок телефона. Даша берет трубку.

ДАША. Да. Привет. Тебе, конечно, папу? Сейчас… (Кричит.) Папа, тебя к телефону! (Сереже.) Выйдем.

Уходят.

ГРОМОВ (входит быстро, вид у него не здоровый). Да, это я… Прости меня, прости, я не мог… Нет, нет, не то… Дома все делают вид, что ничего не произошло… Я ждал скандала как спасения. В этом стыдно признаться, но я тебе говорю… Но я не могу видеть тебя, пока не объяснюсь… Ты сама? Ради Бога, ни в коем случае… Я, только я… Я все сделаю сам… Я думаю только о тебе… Выглянуть в окно?.. Ты рядом… Да, я выгляну. Выйти?.. Да, я сейчас выйду, я сейчас… Жди меня, жди, я бегу… (Кладет трубку.)

В дверях появляется с претензией одетая пожилая женщина. Алевтина Федоровна, тетка Сергея.

АЛЕВТИНА ФЕДОРОВНА. Ах, извините, ради Бога! У вас все двери нараспашку, а Сережи нет. И тоже дверь открыта, я ждала, ждала и решила…

ГРОМОВ (с трудом возвращаясь к реальности). Вы тетя Сережи? Да, конечно, правильно… Так что? Сережи нет?

АЛЕВТИНА ФЕДОРОВНА. Я думала. Он у вас и вот…

ГРОМОВ. Ну что ж… Бывает…

АЛЕВТИНА ФЕДОРОВНА. Извините. (Хочет уходить.)

ГРОМОВ. Господи! Да что это я… (Кричит.) Да, у нас он, у нас… Вы проходите, проходите…

АЛЕВТИНА ФЕДОРОВНА (с достоинством). Значит, я правильно мыслю… Если, думаю, он не дома, значит, у соседей… Я всегда понимала молодежь… Меня любили они за это.

ГРОМОВ. Кто вас любил?

АЛЕВТИНА ФЕДОРОВНА. Я в институте работала. Много лет… Все время с молодыми.

ГРОМОВ. Да? Вот бы не подумал… Извините, я не так выразился… Не подумал бы, что вы уже не работаете…

АЛЕВТИНА ФЕДОРОВНА. Мне никто не дает моих лет… Не вы первый… А я вот пришла попрощаться с Сережей. Это же надо – надумал куда-то ехать…

ГРОМОВ. Вы меня простите, но мне надо идти… Вы подождите здесь… Они с Дашей…

АЛЕВТИНА ФЕДОРОВНА. О! Даша! Сережа о ней только в превосходной степени… Но я ему сказала – она еще молода и совсем не помеха, если оформить этот брак…

ГРОМОВ. Простите, я что-то не понял – какой брак?

АЛЕВТИНА ФЕДОРОВНА. От мужчин всегда скрывают все самое существенное… У вас есть какая-то знакомая аспирантка, ну, вот ей нужна постоянная прописка, а Сережа – между нами говоря – гол как сокол. Сирота с двенадцати лет. Я ему сказала: «Нечего стыдиться того, что делают все. В конце концов, если бы это было незаконно, загсам бы спустили указание… У нас строгая страна, она бы не позволила нарушать…» Вы очень бледный… У вас сердечная недостаточность… Пейте пустырник… Вы не бегаете? Я не поклонница бега от инфаркта… Вы могли бы себе представить бегущего Толстого? Или Некрасова? Или, извините, Маркса? На кого же мы равняемся?

Входит Ольга Константиновна.

АЛЕВТИНА ФЕДОРОВНА. Вы мама Даши! Я сразу поняла. Великий модельер. Кристиан Диор пятилеток. Сережа о вас только в превосходной степени. Я его тетя. Пришла и проводить, и пожурить. Гол как сокол. Сирота с двенадцати лет…

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Простите… (Громову.) Там, возле аптеки, стоит Катя. Она ждет?

АЛЕВТИНА ФЕДОРОВНА. Вот, вот, ее зовут Катя. Катя – аспирантка. Конечно, ей нужна московская прописка. Это ж так понятно. Тяга к источникам… И культурным ценностям. Третьяковка… Кармен-Плисецкая… На это не пожалеешь…

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Что, Сережа с Дашей куда-то ушли?

АЛЕВТИНА ФЕДОРОВНА. Нет. Квартира открыта. Он у вас. Но где-то скрывается.

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА (кричит). Сережа! К тебе пришла тетя!

АЛЕВТИНА ФЕДОРОВНА. Я у него одна. Я обо всем должна за него думать. И я такая. Я думаю.