Торжество любви - Грегор Самаров

После такого великолепия внешняя обстановка английской жизни казалась ему крайне мелкой, жалкой и скупой — дома первых пэров государства едва могли сравниться с двором незначительного раджи.

Король принял капитана в своем мрачном Сент-Джеймском дворце, и робкая, почти боязливая внешность Георга III совершенно поблекла в сравнении с личностью Уоррена Гастингса. Первым слугой монарха был человек немногим старше 20 лет, моложе его самого, и все-таки ему говорили, что судьба государства, пожалуй, больше зависит от этого человека, чем от короля. И от робкого монарха, от совсем юного его министра, от мнения окружавших короля людей, живших почти бедно, по индийским понятиям, зависела участь губернатора с его сказочным двором, на которого капитан смотрел, как на божество, и от одного слова которого дрожали князья Индии и сам Могол в Дели. Все это казалось ему невероятным; он составил себе такое высокое мнение о внутренней духовной силе европейской культуры, что почти со страхом думал о предстоящем ему счастье соединения с дочерью Европы.

Наконец пробил час его отъезда. Несколько человек из высшего общества провожали его до Портсмута и с ним лейтенанта Бантама, приехавшего раньше его, поручение которого капитан тоже удачно выполнил. Готовый к отъезду корабль стоял в гавани, куда только что прибыл и бросил якорь другой корабль. Капитан и его друзья сели в лодку, чтобы добраться до колосса, стоявшего уже с поднятыми парусами. Когда они скользили по водам гавани, им повстречалась другая лодка, шедшая от только что прибывшего корабля. В ней сидел только один человек, кутавшийся от холода в плащ.

— Смотрите, — воскликнул один из провожавших капитана, — это лорд Чарльз Торнтон, он вернулся из Индии. Как жаль, капитан, что вы должны уехать как раз тогда, когда ваш друг приезжает. Но хорошо, по крайней мере, что мы еще услышим рассказы о вашей сказочной стране тигров и слонов, раджей и набобов. Вы так нас всех заинтересовали, что не должны удивляться, если скоро там у себя встретите кого-нибудь из нас.

— Лорд Торнтон! — крикнул кто-то по направленно к лодке, совсем близко проплывавшей мимо. — Добро пожаловать в Англию!

При имени лорда капитан вскочил и остался стоять около руля. Лорд Торнтон повернулся на зов; он узнал капитана и тоже вскочил. Когда лодки проезжали одна мимо другой на расстоянии тридцати или сорока шагов, взгляды их скрестились, как острые клинки. Лорд побледнел; он стоял как заколдованный и даже забыл ответить на приветствие. Лицо же капитана осветилось торжествующей радостью; он поднял шляпу и церемонно поклонился. Лодка уже далеко отъехала, но лорд все еще стоял неподвижно и смотрел на капитана, как на какое-то привидение.

— Он бледен и, кажется, нас не замечает, — говорили мужчины между собой. — Неужели он заболел там?

— Может быть, — спокойно предположил капитан, — не всякий может вынести солнце Индии. Но это пройдет; если лорд доехал до Англии, то на родине он скоро поправится.

Когда добрались до корабля, все поднялись на него. Пожелали капитану счастливого пути, выпили несколько бутылок мадеры и вернулись на берег. Корабль, украшенный пестрыми флагами, после прощального салюта медленно вышел в море.

Капитан стоял на палубе и смотрел на берег. Он видел издали, как его друзья махали ему платками, но потом повернулся к расстилавшемуся перед ним океану. Ведь там, за ним, ждала его возлюбленная, к которой он так стремился.

Лорд Чарльз вышел на берег. Он не стал дожидаться прислуги и багажа, а тотчас поехал на курьерских лошадях из Портсмута в Лондон. Он спешил к своему дяде лорду Дундасу, от которого узнал обо всем случившемся. Задыхаясь от злобы, он упал в кресло. Еще не успев отдохнуть от длинного морского путешествия и не вполне поправившись от полученных ран, он чувствовал себя плохо, но не мог оставаться спокойным.

— Нужно еще раз созвать собрание акционеров, — заявил он, — я поговорю с директорами, я пойду к министрам, надо устроить новое голосование и отстранить Гастингса от губернаторства.

— Так весь твой доклад, — строго и серьезно спросил лорд Дундас, — он что, неправда?

Лорд Чарльз склонил голову под пронизывающим взглядом дяди.

— В нем все правда, — ответил он неуверенно. — Но, — резко добавил он, вскакивая, — он не должен служить триумфом для Уоррена Гастингса!

Дрожа от гнева, он рассказал все, что случилось, как Гастингс позволил ему надеяться на получение руки своей падчерицы, как под влиянием этой надежды он написал свой доклад, как Гастингс его обманул, как его ранили на дуэли, и, придя в себя, он поспешил сюда, чтоб разорвать ту сеть обмана, которой его окружили со всех сторон.

— Вероятно, еще не поздно, — заявил он, — вновь созвать общее собрание, чтобы провозгласить недействительными принятые решения.

Лорд Дундас серьезно покачал головой.

— Сделать решения недействительными? — спросил он. — А что должно служить основанием для такого требования?

— То, что капитан должен сделаться зятем губернатора! — резко крикнул лорд Чарльз. — Что его сообщения ложны и что сам капитан фальшив, что никому не известно, откуда он родом.

— А разве на такие обвинения нельзя ответить, — спросил Дундас, — что лорд Торнтон сам добивался руки баронессы Имгоф, что в надежде на этот союз с обвиненным генерал-губернатором он написал свой доклад, подтверждающий во всех пунктах донесение капитана Синдгэма?

— Но обещание свое губернатор не исполнил, надежды мои не оправдались! — все еще под влиянием гнева воскликнул лорд Торнтон.

Дундас испытующе посмотрел на своего племянника.

— Так сказать мы не имеем права, — предостерег он, — потому что, другими словами, это значило бы: лорд Торнтон из-за расположения к женщине написал не соответствующий истине доклад, то есть перед лицом всего цивилизованного мира он дал ложное показание. Здесь речь идет не о личном вопросе, а о вопросе важном, даже решающем будущее величие английской нации. Наше положение в Европе может быть поколеблено, но пока нам будет принадлежать Индия, мы будем стоять во главе всего европейского континента, и никакие враги не будут нам страшны. Итак, если сэр Уоррен Гастингс своей политикой и управлением действительно сделал все, чтобы удержать и закрепить Индию за Англией, и если он оправдал наше доверие, то я изо всех сил буду защищать его, даже если он и не сумел оценить всей чести союза с семьей маркиза Хотборна. Потому я спрашиваю тебя — и это единственный вопрос, важный в политическом отношении: содержит ли присланный тобой доклад, на котором основано решение общего собрания компании, правду или нет? Если доклад правдив, то я никогда не подниму вопроса о пересмотре решений; если же в докладе сообщена неправда, то ты должен будешь ответить на вопрос, и я первый задам его тебе: как будущий пэр Англии, наследник маркиза Хотборна, мог дать перед собранием лучших людей страны ложные показания?

Лорд Чарльз побледнел.

— Ложные показания? — переспросил он. — Жестокое слово!

— Здесь не может быть двух толкований, — так же резко и строго продолжал лорд Дундас. — Слово должно соответствовать сущности дела, а произносящий слово должен ручаться за него своим именем и честью. Желаешь ли ты выступить и заявить, что прочтенный и поддержанный мною доклад — неправда? Ответь мне сейчас, с глазу на глаз, но предупреждаю тебя, что я потребую доказательств. Английского дворянина, солгавшего перед страной ради красивой женщины, я не могу уважать!