Невидимая сила. Как работает американская дипломатия - Уильям Бёрнс

Здесь проживали в основном мусульмане, по большей части бедные. Это был один из немногих регионов России, где численность населения продолжала расти. Как и вообще все горцы, кавказцы не отличались покорностью.

Самым непокорным народом – во всяком случае по мнению русских – были чеченцы. В XIX в. они почти 50 лет упорно боролись за независимость, сражаясь с царской Россией. Во время Второй мировой войны, опасаясь, что чеченцы станут на сторону нацистских захватчиков, Сталин безжалостно депортировал из Чечни практически все население – около 400 000 мужчин, женщин и детей – в Казахстан. Эти люди смогли вернуться на родину только лет через 10 после войны. К старым обидам на Россию, уходящим корнями в историю, добавились новые. Когда Советский Союз распался, а Москве, занятой борьбой за реформы, стало не до регионов, Чечня оказалась предоставленной самой себе. В республике начали назревать сепаратистские настроения. Народ был готов поддержать безудержные амбиции своего первого избранного президента Джохара Дудаева, в недавнем прошлом советского генерал-майора ВВС. Непредсказуемый и заносчивый Дудаев то объявлял республику квазинезависимым государством, то опровергал собственные заявления, называя себя патриотом России. Он вел себя скорее как главарь шайки головорезов, чем как революционер, и правил, манипулируя влиятельными чеченскими кланами и опираясь на многочисленные созданные им преступные группировки.

На самом деле в начале 1990-х гг. в Чечне происходило почти то же самое, что и во многих других регионах России, – разве что масштабы беззакония были более значительными. Вместе с тем по существу Чечня по-прежнему оставалась частью Российской Федерации. Российско-чеченская граница была открыта, из республики свободно текли в Россию нефть и газ, а скудные пенсии чеченским пенсионерам выплачивались из федерального бюджета. Популярность Дудаева в республике вскоре начала падать. Его головорезы были заняты исключительно самообогащением, местные органы власти постепенно атрофировались. Демонстративное неповиновение Дудаева раздражало Ельцина, постоянно напоминая ему о собственной неспособности утвердить свою власть. Столкновение таких одинаково самолюбивых, импульсивных и не склонных к компромиссу лидеров, как Ельцин и Дудаев, не могло не привести к самым трагическим последствиям[25]. До обоих доходили оскорбительные заявления другой стороны, оба обвиняли друг друга во всех грехах. Дудаев упирал на то, что русские десятилетиями ущемляли права чеченского народа, а Ельцин эксплуатировал распространенное в народе представление о чеченцах как о заклятых врагах русских.

Усталый и лишенный поддержки народа, Ельцин все больше полагался на свое ближайшее окружение, то есть на консервативно настроенных силовых министров и собутыльников, чье влияние «при дворе» намного превосходило их профессиональную компетентность. Они уверяли Ельцина, что, усмирив Дудаева, он решит сразу три задачи: докажет способность контролировать ситуацию, обойдет с флангов своих противников-националистов и продемонстрирует широкой международной аудитории, что Россия, пережив момент слабости, начала возрождаться. Летом 1994 г., подстрекаемый ближайшими помощниками, Ельцин предпринял ряд серьезных попыток заставить Дудаева отказаться от политики неповиновения.

Все эти усилия провалились самым позорным для России образом. Отстранить Дудаева от власти при помощи чеченской оппозиции не удалось. Предпринятая после этого, в ноябре, неуклюжая попытка вмешаться в ситуацию в Чечне при поддержке российских войск также закончилась неудачей. Чеченцы заплатили военнослужащим, привлеченным для проведения операции, и те в последний момент разбежались. Несколько российских солдат были захвачены в плен, их показали по телевидению, заставив пройтись строем перед камерами. Не исключено, что тогда еще оставался шанс приструнить Дудаева, влияние которого в Чечне все больше ослабевало, и в конце концов добиться приемлемого соглашения между Чечней и Российской Федерацией. Но Ельцин, которого неудачи только раззадорили, решил пойти ва-банк и в начале декабря отдал приказ о полномасштабном военном вторжении в республику. Министр обороны Павел Грачев заверил его, что российская армия легко справится с чеченским сопротивлением. Но он глубоко заблуждался.

Игнорируя рекомендации многих высокопоставленных военных, Грачев послал в Грозный три колонны бронетехники. Подготовка личного состава была плохой, командование – бездарным. В ходе жестоких боев в черте города формированиями Дудаева, которыми командовал Аслан Масхадов, в прошлом полковник Советской армии, были уничтожены сотни российских военнослужащих, остальные обратились в бегство. Получивший отпор разъяренный Грачев пустил в ход бомбардировщики и артиллерию, твердо намереваясь, как он выразился, «не оставить в городе камня на камне». В течение следующих нескольких недель Грозный беспрерывно подвергался бомбовым и артиллерийским ударам. Удары с воздуха в основном наносились с большой высоты, из-за зимних туманов цели просматривались плохо. Результаты были ужасающими – огромные жертвы среди мирного населения, среди которого было много этнических русских. В основном это были пожилые люди, проживавшие в центральных районах города и не имевшие возможности покинуть Чечню.

В канун Нового года была возобновлена наземная операция. К концу февраля 1995 г. бóльшая часть чеченских формирований была вытеснена из города. Грозный лежал в руинах, множество мирных жителей погибло. Само вторжение российских войск в Чечню и жестокость, проявившаяся в ходе военных действий, широко освещались в российских СМИ, тогда еще в основном независимых.

Посол Пикеринг поручил мне разобраться в ситуации в Чечне и представить свои соображения Вашингтону. 11 января 1995 г. я отправил туда телеграмму, озаглавленную «Разбор обломков кораблекрушения: Чечня и будущее России», в которой изложил наши предварительные выводы[26]. «Чеченский кризис… уже продемонстрировал слабость российского государства и роковые недостатки его первого демократически избранного президента», – писал я. Мы пытались понять, каковы будут последствия произошедшего для будущего российских реформ и не приведет ли оно к усилению сепаратистских настроений в других российских республиках. Нас поразила бездарность российских военных. Грубые ошибки, допущенные во время первого наступления на Грозный, продолжал я, «могут привести к тому, что русские, особенно представители элит, поставят под сомнение компетентность Бориса Ельцина и его способность управлять страной», причем даже с большей вероятностью, чем «жертвы среди мирного населения, которые так потрясли либеральную московскую интеллигенцию».

Далее я писал, что в последние месяцы Ельцин и его советники совершили целый ряд серьезных просчетов, постепенно увязая в конфликте. При этом каждое последующее ошибочное стратегическое решение влекло за собой новое, еще более неудачное. «Парадоксально, но факт: именно ослиное упрямство Ельцина, которое раньше помогало ему добиваться выдающихся побед, теперь может привести к поражению», – указывал я. Пытаться вернуть утраченный ореол героизма было уже поздно, но Ельцин (учитывая, что его здоровье было еще не полностью разрушено) все еще мог сохранить достаточно власти, чтобы двигаться вперед. Судя по всему, российский президент еще пользовался поддержкой политических элит в регионах, где чеченский кризис не вызвал такого резонанса, как в столице. События в Чечне стали суровым испытанием на преданность и для военной дисциплины, хотя до открытого неповиновения пока не дошло.

В то же время для российской внешней политики Чечня стала настоящей катастрофой, раной, которую Россия нанесла себе