Дрожь - Мэгги Стивотер

Я открыл глаза, потому что должен был увидеть ее лицо. Никогда еще я не замечал на нем такого говорящего, безмерно печального выражения, таких горьких складок в углах губ.

Я коснулся ладонью ее щеки.

— Не надо об этом жалеть, Грейс. Пожалуйста, не надо.

Она помотала головой, не отрывая ее от подушки.

— Когда вы выли, я чувствовала себя совершенно несчастной. А уж как мне было тошно, когда ты исчезал на лето!

— Ох, ангел, я забрал бы тебя с собой, если бы мог, — сказал я и немедленно удивился тому, что у меня вырвалось слово «ангел», и тому, насколько оно ей подходило. Я провел рукой по ее спутанным волосам. — Но поверь, это тебе не нужно. С каждым годом во мне остается все меньше и меньше от меня.

— Расскажи, что происходит в конце, — чужим голосом попросила Грейс.

До меня не сразу дошло, что она имела в виду.

— А, в самом конце.

Я мог рассказать ей это тысячей разных способов, тысячей разных способов приукрасить. Грейс не клюнула бы на розовую сказочку, которую Бек поведал мне в самом начале, так что я выложил ей все без обиняков.

— Я становлюсь самим собой — человеком — каждый год в конце весны. Но однажды... в общем, видимо, однажды этого не произойдет. Я видел, как это было с волками постарше. В какой-то год они просто не превращались в людей и оставались... обычными волками. Они живут чуть подольше, чем простые волки. Но все равно лет пятнадцать от силы.

— Как ты можешь так говорить о собственной смерти?

Ее глаза поблескивали в темноте.

— А как еще я должен о ней говорить?

— Ну... с грустью.

— Я и так грущу об этом... каждый день.

Грейс ничего не ответила, но я чувствовал, как она переваривает то, что я сказал, раскладывает все по полочкам у себя в голове.

— Когда тебя подстрелили, ты был волком.

Мне хотелось прикрыть ей рот ладонью, затолкать обратно слова, готовые сорваться с ее губ. Слишком рано. Я пока не готов был услышать это от нее.

Но Грейс тихо продолжала:

— В этом году ты пропустил самое жаркое время. Когда тебя подстрелили, было не так уж и холодно. Ну, то есть холодно, но не как зимой. Однако же ты был волком. Когда в этом году ты был человеком?

— Не помню, — прошептал я.

— А если бы тебя не подстрелили? Когда ты опять стал бы самим собой?

Я закрыл глаза.

— Не знаю, Грейс.

Более подходящего момента, чтобы признаться ей, найтись не могло. «Это мой последний год». Но я не мог заставить себя произнести эти слова. Не сейчас. Я хотел еще одну минуту, еще один час, еще одну ночь прожить с иллюзией, что это еще не конец.

Грейс вздохнула, протяжно и судорожно, и что-то в этом вздохе сказало мне, что непонятно как, каким-то шестым чувством она все поняла. Она знала обо всем с самого начала.

Она не заплакала, зато я с трудом удержался от слез.

Грейс снова запустила пальцы в мою шевелюру, а я и не прекращал перебирать ее волосы. Наши голые руки переплелись, и с каждым малейшим их движением на меня вновь веяло ее запахом, сводящей с ума смесью аромата цветочного мыла, легкого запаха пота и желания.

Интересно, догадывалась ли она, до какой степени запах превращает ее в открытую книгу, насколько красноречиво говорит о ее чувствах, даже когда сама она о них молчит.

Разумеется, я видел, что она нюхает воздух ничуть не реже, чем я. Она не могла не понимать, что сводит меня с ума, что каждое ее прикосновение отзывается во мне колючими электрическими мурашками.

Каждое ее прикосновение все дальше отодвигало реальность приближающейся зимы.

Точно в доказательство моих мыслей Грейс прижалась ко мне, отбросив в сторону разделявшее нас одеяло, и отыскала губами мои губы. Наше дыхание смешалось, и я услышал, как она еле различимо ахнула, когда я обнял ее. Все мои чувства настойчиво требовали прижать ее к себе крепче, еще крепче, так крепко, как я только мог. Она обвила меня ногами, и мы целовались до одури, прижавшись друг к другу, пока далекий волчий вой за окном не привел меня в чувство.

Грейс негромко засопела от недовольства, когда я выпутался из ее объятий, несмотря на то что все во мне рвалось к ней. Я лег рядом с ней, не выпуская из пальцев ее волос. Мы слушали, как за окном воют волки — те, кто не превратился в людей. И кому никогда больше не суждено превратиться. А потом прижались друг к другу висками, чтобы не слышать ничего, кроме стука наших сердец.

В понедельник я возвращалась в школу как на другую планету. Пришлось долго сидеть за рулем «бронко», глядя, как по тротуарам снуют ученики, кружат по стоянке машины, а к остановке один за другим подъезжают автобусы, прежде чем я поняла, что изменилась не школа, а я.

— Тебе пора на занятия, — сказал Сэм, и знай я его немного хуже, не уловила бы в его голосе полную надежды вопросительную нотку. Интересно, куда он отправится, пока я буду на уроках?

— Я знаю, — отозвалась я, хмуро глядя на тянущихся в школу парней и девчонок в разноцветных свитерах и шарфах — наглядное свидетельство надвигающейся зимы. — Просто у меня такое чувство...

А чувство у меня было такое, как будто все это не имело ни малейшего значения и ни малейшего отношения к моей жизни. Казалось глупым торчать в классе, тратить время на какую-то ерунду, про которую в следующем году никто и не вспомнит.

Дверца машины внезапно распахнулась, и Сэм вздрогнул от неожиданности. На водительское сиденье плюхнулась Рейчел с рюкзаком в обнимку, оттеснив меня в сторону.

Она захлопнула дверцу и шумно отдышалась. В машине немедленно стало тесно.

— Ничего тачка. — Она подалась вперед и окинула Сэма взглядом. — О, у тебя тут мальчик. Привет, мальчик! Грейс, я сегодня прямо электровеник! А все кофе! Ты на меня дуешься?

Я только глазами захлопала от такого напора.

— С чего бы?

— Вот и чудненько! А то ты сто лет уже мне не звонила, ну я и подумала, что ты или умерла или дуешься. А поскольку ты определенно живая, я решила, что ты на меня дуешься. — Она забарабанила пальцами по рулю. — Но с Оливией вы разругались?

— Да, — сказала я, хотя была совершенно не уверена, что до сих пор злюсь на нее. Я помнила, из-за чего мы поругались, но не понимала, почему тогда это показалось мне таким важным. — Нет. Я на нее не злюсь. По-дурацки все получилось.

— Ну да, я так и думала. — Рейчел наклонилась и положила подбородок на руль, чтобы как следует разглядеть Сэма. — Ну, мальчик, что ты делаешь у Грейс в машине?

Я против воли улыбнулась. Разумеется, раскрывать секрет Сэма было нельзя, но делать тайну из самого его существования было не обязательно. Мне вдруг остро захотелось, чтобы Рейчел его одобрила.