История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1 - Луи Адольф Тьер

воззрений. Она не была опьянена ролью освободительницы Европы, как Россия, не была принуждена победить или погибнуть, как Пруссия, не была защищена от последствий неудачной войны, как Англия; к тому же ее связывали с Наполеоном узы, рвать которые без серьезных причин не позволяли приличия, а императору Францу – и любовь к дочери. Вдобавок Австрия мечтала о восстановлении независимости Европы, но без крайне опасной, по ее мнению, войны даже с ослабленным Наполеоном.

Поэтому австрийцы полагали, что не следует упускать случая заключить выгодный мир. Если, к примеру, Наполеон откажется от польской химеры (так именовали Великое герцогство Варшавское), согласится восстановить Пруссию, вернуть Германии независимость посредством упразднения Рейнского союза и свободу торговли посредством возвращения ганзейских городов, лучше принять такой мир, нежели подвергаться опасности ужасной войны, в которой можно и не победить. Таково было мнение Австрии, и его никак не разделяли государи Пруссии и России. Они хотели мира, для Франции куда более сурового, и им вовсе не казалось, что Вестфалию и Голландию, к примеру, следует уступать Наполеону. Они требовали отнять у него хотя бы часть Италии и вернуть ее Австрии, которая не нуждалась в дополнительном возбуждении аппетита, но из осторожности молчала. Меттерних объявил, что Австрия, в надежде на заключение мира, ограничится требованием раздела герцогства Варшавского, восстановления Пруссии, упразднения Рейнского союза и возвращения ганзейских городов и вступит в войну только в том случае, если Франция отвергнет эти условия. Ему отвечали, что она их обязательно отвергнет, на что австрийский министр с легким сердцем заявил, что в таком случае его повелителю ничто не помешает вступить в коалицию и он обязательно в нее вступит.

Результаты совещаний оказались следующими: австрийское посредничество будет принято, с Наполеоном будут договариваться через Австрию, Австрия предложит упомянутые условия, вступит в войну только в случае отказа Наполеона, а до тех пор будет оставаться нейтральной, Англию проинформируют о создавшемся положении, подписание мира с ней будет отложено ради упрощения вопроса; однако всеобщее мнение было таково, что континентальный мир неизбежно повлечет за собой в самое скорое время и мир морской.

По завершении совещаний Меттерних вернулся в Гичин к своему повелителю и по прибытии обнаружил, что его расчеты полностью оправдались. Будучи обеспокоен происходившим в Богемии и узнав о встрече Меттерниха с государями России и Пруссии в Опочно, Наполеон подумал, что не следует стараться терять время до такой степени, чтобы оставаться в стороне от того, что замышляют державы, и позволить им создать у него под боком грозную коалицию, формирование которой он мог бы, своевременно вмешавшись, предотвратить. Он решил встретиться с Меттернихом, надеясь разузнать о замыслах коалиции, но главное, добиться продления перемирия. Только к продлению перемирия он и стремился, ибо о мире на предложенных ему условиях он не помышлял вовсе. Итак, Меттерних, возвратившись со встречи с Александром и Фридрихом-Вильгельмом, обнаружил приглашение явиться в Дрезден. Поскольку именно этого и желали министр и император, следовало без колебаний соглашаться на предложенную встречу, и Меттерних снова пустился в путь. В минуту его отъезда император Франц вручил ему письмо для зятя, в котором предоставлял своему министру право подписывать любые статьи, касавшиеся изменения договора об альянсе и признания австрийского посредничества.

Меттерних прибыл в Дрезден 25 июня, а на следующий день состоялась его первая встреча с Маре, ибо по протоколу вести переговоры он должен был с министром. Два дня ушли на пустые препирательства о союзном договоре, действие которого продолжалось, но должно было приостановиться; о способе примирения роли посредника и роли союзника; о форме посредничества;

о притязании посредника быть единственным связующим звеном между воюющими державами на переговорах. Оставаясь верным своей системе, Наполеон выиграл так еще два дня; но Меттерних приехал не для того, чтобы договариваться с министром, не имевшим особого влияния, и к тому же должен был вручить Наполеону письмо императора Франца; поэтому он потребовал встречи с французским императором, и без дальнейших проволочек. Наполеон же, исполнившись, в свою очередь, гнева, был теперь совершенно готов принять Меттерниха. Он уже не ставил себе цели разгадать секрет собеседника и добиться от него продления перемирия: его самая насущная потребность состояла в том, чтобы излить на него свой гнев. Он принял Меттерниха 28 июня во второй половине дня.

Войдя в кабинет, Меттерних обнаружил Наполеона стоящим с саблей на боку и со шляпой под мышкой; он вел себя вежливо, но холодно, как человек, который не намерен сдерживаться долго. «Наконец-то вы явились, господин Меттерних, – сказал он. – Что-то поздно вы пришли!» И тотчас, по уже усвоенному его кабинетом обыкновению, принялся обвинять Австрию в потере времени после заключения перемирия, затем перешел к своим отношениям с Австрией, горько посетовал на нее и весьма долго распространялся о ненадежности отношений с этой державой.

«Я трижды возвращал трон императору Францу, – сказал он. – Я даже совершил ошибку, женившись на его дочери в надежде привязать его к себе, но ничто не смогло улучшить его чувств. В прошлом году, рассчитывая на него, я заключил договор об альянсе, которым гарантировал ему его земли и которым он гарантировал мне мои. Если бы он сказал мне, что такой договор ему не подходит, я бы не стал настаивать и даже не вступил бы в войну с Россией. Но он всё же его подписал. И вот, после единственной неудавшейся из-за дурной погоды кампании, он уже колеблется и не хочет того, чего, казалось, горячо желал; встает между мной и моими врагами, чтобы договориться о мире, как он говорит, но на деле, чтобы остановить меня в моих победах и вырвать из моих рук противников, которых я намерен уничтожить嘹 Если вам стал не нужен союз со мной, – повысил голос Наполеон, начиная горячиться, – если он стал вам в тягость, вовлекая вас в войну, которая вам отвратительна, почему не сказать мне об этом? Я не стал бы вас принуждать; меня устроил бы и ваш нейтралитет, и сегодня коалиция уже распалась бы. Но вы вооружались под предлогом подготовки мира, вмешались с вашим посредничеством, и теперь, когда завершили (или почти завершили) ваши вооружения, намерены диктовать мне условия, которые являются условиями моих врагов;

словом, вы ведете себя так, будто готовы объявить мне войну. Объяснитесь же, вы хотите воевать со мной? Люди неисправимы! Уроки ничему их не учат! Русские и пруссаки, несмотря на жестокий опыт, дерзнули, осмелев от успехов прошлой зимы, выйти мне навстречу, и я разбил их наголову, хотя они и утверждали обратное. Вы хотите того же? Что ж, вы это получите. Назначаю вам свидание в Вене, в октябре».

Столь странный способ