Точка отсчета - Патрисия Корнуэлл

Рассматривавшееся нынешним утром дело не представляло особенного интереса — речь шла об убийстве одного наркодилера другим, — а потому меня удивило присутствие на третьем этаже по меньшей мере дюжины репортеров, которые толпились у двери зала заседаний. Сначала я решила, что это Роуз допустила какую-то ошибку в моем расписании, и мне даже в голову не пришло, что вся эта компания явилась по мою душу.

Но едва я подошла ближе, как они устремились ко мне, нацеливая телекамеры, размахивая микрофонами и щелкая фотоаппаратами. Недоумение быстро сменилось злостью.

— Доктор Скарпетта, что вы можете сказать по поводу письма Кэрри Гризен? — спросил репортер первого канала.

— Без комментариев.

Я в отчаянии огляделась, отыскивая взглядом прокурора, вызвавшего меня для дачи показаний в качестве эксперта.

— Как вы прокомментируете ее заявление о существовании сговора?

— Между вами и вашим любовником из ФБР?

— Это ведь Бентон Уэсли, да?

— А как отреагировала ваша племянница?

Сердце как будто сорвалось и полетело вниз. Я отодвинула плечом настырного оператора, вошла в маленькую, без окон, комнату для свидетелей, захлопнула за собой дверь и опустилась на жесткий деревянный стул. Как можно было бездумно отправляться в суд, совершенно не предвидя чего-то подобного после публикации письма Кэрри? Чувствуя себя загнанной в западню, я открыла папку и принялась перечитывать отчеты и рапорты, представляя оказавшиеся смертельными входные и выходные отверстия. За этим занятием спустя полчаса меня и нашел прокурор штата. Мы поговорили несколько минут, после чего прошли в зал заседаний.

То, что последовало, стало продолжением начатого в коридоре. Пожалуй, еще никогда раньше мне не приходилось становиться объектом более бесцеремонного и грубого нападения.

— Доктор Скарпетта, — начал представлявший сторону защиты Уилл Лампкин, сражавшийся со мной в суде на протяжении нескольких лет, — сколько раз вы давали показания в качестве эксперта?

— Возражаю, — вмешался прокурор.

— Возражение отклоняется, — сказал судья Бауле, мой давний поклонник.

— Не считала, — ответила я.

— Но хотя бы приблизительно вы сказать можете? Более десяти раз? Более ста раз? Миллион?

— Более ста раз.

Я уже чувствовала его охотничий азарт, его жажду крови.

— И вы всегда говорили правду присяжным и судьям? — спросил Лампкин, расхаживая по залу с заложенными за спину руками.

На его румяном лице застыло ханжески-благочестивое выражение.

— Я всегда говорила правду.

— И вы не считаете зазорным или нечестным спать с человеком, работающим в ФБР?

— Протестую!

Прокурор вскочил со стула.

— Поддерживаю. — Судья повернулся к защитнику, но совсем не для того, чтобы остановить его. — Объясните, мистер Лампкин, с какой целью вы об этом спрашиваете?

— С удовольствием объясню, ваша честь. Мы наблюдаем здесь конфликт интересов. Хорошо известно, что доктор Скарпетта состоит в интимной связи по меньшей мере с одним сотрудником правоохранительных органов и что она оказывала влияние на два таких органа, ФБР и АТО, когда речь шла о карьере ее племянницы.

— Протестую!

— Протест отклонен. — Судья потянулся к стакану с водой. — Пожалуйста, мистер Лампкин, переходите к сути дела.

— Спасибо, ваша честь. — Лампкин отвесил Баулсу почтительный поклон. — Я лишь стараюсь показать, что в данном случае мы сталкиваемся с той же, уже известной, моделью поведения.

Четверо белых и восемь темнокожих присяжных вежливо следили за происходящим, переводя взгляды с меня на Лампкина и наоборот, как будто наблюдали за теннисным матчем. Некоторые хмурились. Один чистил ногти. Еще один, похоже, спал.

— Доктор Скарпетта, разве вы не пытаетесь манипулировать ситуацией в собственных целях?

— Протестую! Это травля свидетеля!

— Протест отклонен, — сказал судья. — Доктор Скарпетта, пожалуйста, отвечайте на вопрос.

— Нет, я не пытаюсь манипулировать ситуацией.

Лампкин, только и ждавший такого ответа, подошел к столу, за которым сидел его клиент, и поднял газету.

— А вот в статье, опубликованной в сегодняшней утренней газете, утверждается, что вы на протяжении многих лет манипулировали правоохранительными органами...

— Ваша честь! Я протестую! Это возмутительно!

— Протест отклонен, — холодно произнес судья.

— Здесь черным по белому написано, что вы вступили в сговор с ФБР, чтобы отправить на электрический стул невинную женщину!

Лампкин подошел к присяжным и помахал перед ними фотокопией статьи.

— Ваша честь, ради Бога! — воскликнул прокурор, лицо которого уже покрылось каплями пота.

— Мистер Лампкин, продолжайте, пожалуйста, — сказал судья Бауле, обращаясь к грузному толстяку.

Все, что я говорила о расстояниях и траекториях, о пораженных девятимиллиметровыми пулями жизненно важных органах и прочих деталях, смешалось для меня в одно размазанное пятно. Торопливо спускаясь по ступенькам лестницы и стараясь не смотреть по сторонам, я не помнила уже ни слова из своих показаний. Два надоедливых репортера попытались преследовать меня, но отстали через полквартала, поняв, что легче разговорить камень. Несправедливость произошедшего переходила все разумные границы. Кэрри дала лишь первый залп, и я уже выбита из строя. Что же будет дальше?

Войдя в здание морга через заднюю дверь и оказавшись в прохладном и тихом гараже, я на мгновение остановилась, потом открыла внутреннюю дверь и с облегчением увидела спешащего мне навстречу Филдинга. Судя по свежему халату, к нам только что поступил очередной клиент.

— Все в порядке? — спросила я, снимая и пряча в сумочку солнцезащитные очки.

— Самоубийца из Поухатана. Пятнадцатилетняя девчонка выстрелила себе в голову. Папаша запретил ей встречаться с приятелем. Вы ужасно выглядите, Кей.

— Легче пережить нападение акулы.

— Чертовы адвокаты. Кто на этот раз?

Он сжал кулаки, готовый обрушить их на моего обидчика.

— Лампкин.

— Вон оно что! Старина Лампкин. Вот уж проходимец! — Филдинг положил руку мне на плечо. — Ничего, все поправится. Правда. Надо просто постараться не думать об этом дерьме и делать свое дело.

Я улыбнулась.

— Знаю. Если понадоблюсь, буду в декомпозиционной.

Не хотелось, чтобы кто-то из подчиненных заметил мою подавленность и страх, а в таких случаях нет ничего лучше неспешной работы в одиночестве, требующей терпения и сосредоточенности. Я включила свет и закрыла дверь. Потом надела халат, натянула на руки две пары перчаток, подняла крышку бака и вооружилась деревянной ложкой. Череп вскрыли еще раньше, во время аутопсии, и теперь я осторожно вытащила из теплой жирной воды сначала свод, потом лицевые кости с кальцинированными зубами и положила их на застеленный непромокаемой скатертью стол для просушки.