Русский израильтянин на службе монархов XIII века - Александр Койфман

Перерыв окончился, и мы с монахом выходим на арену. Монах начал с яростной атаки. Видно было, что отдых позволил ему восстановить силы. Мы начали кружить по арене. Монах был действительно сильный противник. Я пытался найти ошибочное движение его меча. Но он действовал им так быстро, что у меня почти не оставалось времени на наблюдения или размышление. Я даже начал сомневаться в исходе поединка, так силен был его натиск. Главное, незаметно было, что он хоть немного устает, затрачивая так много усилий на преодоление моей обороны. А я через десять минут такого натиска стану уставать. Это приведет к поражению, поэтому я твердо решил, что бой нужно закончить в течение следующих пяти минут. Я вспомнил слова принца о том, что его меч разрубает любое оружие. Если не сделаю такой удар, мне не поздоровится. Удар, еще удар. Сосредоточившись на поиске момента и точки своего удара, чуть не пропустил косой удар монаха по моему плохо защищенному правому плечу. Но теперь его меч открыт сбоку. Я нанес удар по основанию лезвия, рядом с рукояткой. Принц был прав, меч монаха перерублен. Он ошеломленно смотрит на обломок меча в своей руке, герольд выбрасывает белое знамя. Бой окончен.

У меня от напряжения дрожат руки, ведь я ударил со всей силы. Возможно, вложил в этот удар даже больше сил, чем у меня могло быть. Но теперь подбежавший, несмотря на свой возраст, эмир Шаддад ведет меня к трибуне, где привстала и улыбается мне голубоглазая Маргарет, размахивая платком победителя. Рядом стоит и тоже улыбается граф Вальтер. Еще бы. Он не только утер нос крестоносцам, но и выиграл на моей победе солидную сумму, а деньги ему сейчас позарез нужны.

Маргарет вручает мне свой платок и говорит что-то, я силюсь ответить хотя бы улыбкой. Положено поднести платок к губам. Платок сильно пахнет медовыми духами. Конечно, Маргарет не могла обойти традицию дарить победителю что-то из личных вещей, пропитанных запахами хозяйки[132]. Неужели это ее запах? Я ничего не слышу вокруг. Ни Маргарет, ни Вальтера, ни Шаддада. Но я вижу боковым зрением, что герольд вручает Шаддаду премию победителя – тридцать динаров. Они мне совсем не нужны. Я пересиливаю себя и говорю, что эти деньги отдаю монаху, который, безусловно, является достойным противником. Да, сейчас все на моей стороне. И этот жест тоже воспринят всеми с одобрением. Даже монахом, которого подводят ко мне пожать руку.

Шаддад уводит меня в шатер, а все уже забыли обо мне и ждут с нетерпением самую важную часть турнира – состязание конных рыцарей. У меня нет желания смотреть эту часть турнира. С меня хватит. Я чуть не опозорился перед всей этой титулованной публикой. Нужно отдохнуть, ведь еще предстоит конная прогулка с графом.

После турнира был еще один званый обед, теперь только для знатных гостей. Я, конечно, тоже был приглашен и удостоился беседы с Маргарет. Как ни странно, она вспомнила свои детские годы, когда еще был жив ее легендарный отец. Последний раз она его видела семилетней девочкой. Ему еще не было пятидесяти трех лет, это был мужчина в расцвете лет, по крайней мере, она его запомнила именно таким. Теперь ей тридцать два года, она не скрывала свой возраст. И детство кажется таким прекрасным. Мне было приятно, что такая знатная дама позволяет войти в ее мир воспоминаний. Я думал, чем бы ей ответить, и не мог ничего найти. Не рассказывать же, как мой отец, которого я, кстати, не помнил, или отчим буянили, когда были подшофе. И я начал говорить:

– Любой возраст обладает своими ценностями. Я в молодости не думал, что в тридцать лет буду полон сил и энергии. Когда-то, когда мне было семнадцать, тридцать лет моего наставника казались мне чуть ли не старостью. А вы всегда будете прекрасны для окружающих вас мужчин.

– А кто был вашим наставником?

Этот вопрос ввел меня в смущение. Рассказывать о моем тренере по вольной борьбе? Она не поймет и обидится. И я начал фантазировать:

– В десять лет я был отдан на воспитание монаху. Он мало говорил о бренности бытия, о загробном царстве, о любви к ближнему. Он старался развить мои бойцовские, в широком смысле этого слова, качества. Постоянно заставлял меня плавать, скакать на лошадях, управлять парусной лодкой, сражаться на саблях. И внушал мне преданность и верность тому, кому служишь. Я ему очень благодарен за все, чему он меня научил.

Мои фантазии были понятны Маргарет и, вероятно, соответствовали тому, что она ценила в мужчинах. А может быть, я со своим ростом и победами на полях сражений и на арене просто нравился ей как мужчина. Наш разговор был прерван графом, который сказал, что у него через час после обеда будет время для конной прогулки. Мы извинились перед Маргарет, что не приглашаем ее на эту прогулку, так как испытывать нового коня придется в разных условиях, возможно, даже трудных для дамы. Маргарет понимала, что мужчинам нужно о чем-то поговорить, и не настаивала на своем участии.

После обеда я вернулся к своим людям, подготовил коня и захватил с собой мешочек с пятьюстами динарами. Шаддад хотел было сопровождать меня или хотя бы выделить пару солдат для сопровождения, но я мягко сказал ему, что это будет дружеская прогулка с графом, при которой присутствие других людей нежелательно. Он, конечно, понял все правильно. Как ни странно, граф явился на прогулку с мальчиком восьми лет. Он представил нас:

– Господин барон, это мой сын Жак. Жак, это мой друг барон Роман, запомни эту встречу. А теперь давай скачи вперед. Мы посмотрим, как ты сидишь в седле.

Граф тихо сказал мне:

– К сожалению, у меня нет и, вероятно, не будет законного сына. Это мой старший сын. Сын от горничной моей почившей матери.

– Но он унаследует ваш титул и земли?

– Нет, они достанутся сыну моего двоюродного брата. Нашей семье давно не везет с наследниками. Мой старший брат погиб, не имея детей.

Мы прекратили этот не очень приятный разговор. Потом некоторое время ехали по вечерней степи, вели светский разговор. Но граф остановился и без обиняков сказал мне:

– Мы выехали вместе не для того, чтобы говорить друг другу любезности. Я заинтересован в сохранении нейтралитета. Но боюсь, что горячие головы буквально в ближайшее время ввергнут всех нас в войну. Что вы можете мне сказать?

– Абсолютно уверенно могу сказать, что правительство нашего славного султана не намерено начинать войну, с поводом или без повода. У нас сейчас нет претензий к местным христианским владетелям. Но если крестоносцы нападут на нас, пострадают и ваши города, замки и крестьяне. Мне хотелось бы договориться о том, чтобы наши и ваши солдаты причинили как можно меньше бед простым людям. И это можно сделать, если заблаговременно взаимно извещать друг друга о действиях горячих голов.