Мадам Пикассо - Энн Жирар

Тогда его восходящая звезда мгновенно погаснет. С карьерой будет покончено. Пабло Пикассо назовут обычным вором.

Он передернул плечами от этой мысли и вспомнил о том, что головы по-прежнему стоят на видном месте в его студии, словно искушение для любого проницательного сыщика. Единственным человеком, имевшим ключ от этой студии, была Фернанда, которая могла неумышленно впустить туда следователей. Но Пикассо был не состоянии написать Фернанде и попросить ее спрятать статуи. Их отношения стали настолько неопределенными, что он не мог позволить ей получить такое преимущество над собой. Но если она будет на юге рядом с ним, студия останется запертой, как банковский сейф, пока он не вернется, чтобы самостоятельно перепрятать статуи, не навлекая подозрений у Брака своим внезапным отъездом. Общество Фернанды становилось необходимым для него.

– Боже мой, амиго, ты выглядишь так, словно увидел привидение, – сказал Маноло.

Они сидели, истекая потом под лениво вращавшимся вентилятором.

– Возможно, так оно и есть.

Извинившись, Пикассо встал и подошел к бару, чтобы заказать перно. Резкий и освежающий аромат аниса немного успокоил его. Он сделал второй большой глоток. У него не оказалось сигарет, а курить хотелось нещадно. Но ничего, алкоголь хоть как-то заменит никотин.

До сих пор Пикассо не имел намерения приглашать Фернанду в Сере. Во многих отношениях разлука оказалась целительной для него, и они с Браком исступленно занимались живописью, делясь и беседуя друг с другом, как это бывало и раньше. Но по мере того, как недели сменялись неделями, Пикассо продолжал тосковать о Еве и вспоминать ее. Это чувство было таким сильным, что даже приглашение Фернанды казалось изменой Еве. Но у него не было другого выбора.

Он надеялся, что Ева обрела счастье с Луи… нет, на самом деле, не надеялся. Это была ложь.

Ему была отвратительна мысль о другом мужчине, прикасавшемся к ней. Потребность в обладании была испанской чертой характера, от которой он так и не смог избавиться. Да, ему хотелось обладать ею всеми мыслимыми способами, и он надеялся, что переезд на юг Франции погасит это желание. Но оно стало лишь еще более острым. Тем не менее перспектива стать соучастником тяжкого преступления действовала на него отрезвляюще. Пока преступника не поймают и «Мона Лиза» не вернется в Лувр, Пикассо чувствовал себя вынужденным примириться с обществом Фернанды.

– Что за странный человек, – промолвила Марсель Брак, пока они с мужем наблюдали за Пикассо, стоявшим у стойки бара вместе с несколькими рабочими в суконных халатах. Он выпил первый бокал перно, потом второй.

– Он не странный, mon amour. Всего лишь художник, как и я.

– Пабло совершенно не похож на тебя.

– Спасибо, cherie, но ты судишь пристрастно.

– Нет, я говорю серьезно. Он суетный и тщеславный, эгоистичный, высокомерный…

– И совершенно блестящий, – перебил Брак. – Если собственные демоны не преградят ему путь, то, думаю, он превратится в живую легенду.

– Скорее из-за его похождений, а не из-за его картин, – с лукавой улыбкой добавил Маноло.

– Это ты превращаешься в живую легенду, мой дорогой. Пикассо лишь следует за тобой. Ему остается только мечтать о тонкости оттенков и игре света, которыми владеешь ты.

– Возможно, в этом она права, амиго, – Маноло неопределенно пожал плечами. – Во всяком случае, он уважает твою работу.

– Мы уважаем друг друга. Никто не понимает художника лучше, чем собрат по искусству.

Брак поднял скомканную газету и посмотрел на нижний заголовок. Лайнер «Титаник», провозглашенный самым большим когда-либо построенным пассажирским судном, сегодня покидал Ирландию после нескольких месяцев, проведенных в английском доке. Брак задумался над статьей, удивляясь тому, каким образом новость о выходе пассажирского теплохода могла так сильно повлиять на его друга. Потом полностью развернул газету, и другой заголовок сразу же бросился ему в глаза. «Мона Лиза» украдена!

– Ну и что? – спросила Марсель. – Он же не причастен к этому, не так ли?

Оба помнили, каким встревоженным выглядел Пикассо перед тем, как он скомкал газету и встал из-за стола. Другой причины не могло быть.

– Он даже никогда не обращался к этому старинному стилю. Для чего ему писать подобные картины? Кроме того, он здесь, а «Мона Лиза» в Лувре. По крайней мере, она была там.

– Я лишь говорю, что он знаком с весьма сомнительными типами в Париже, которые могут устроить нечто подобное.

Трое людей за столом переглянулись и посмотрели на Пикассо, все еще стоявшего у стойки бара. «Он определенно сложный человек», – подумал Брак. Несмотря на долгую связь с Фернандой, Пикассо всегда казался ему каким-то неустроенным, когда находился в ее обществе. Он бесцельно дрейфовал к чему-то – или к кому-то – другому, кто мог подарить ему новые впечатления. Пикассо был единственным человеком, которого Брак мог обнаружить одиноко стоящим в многолюдной комнате. И, хотя Брак никогда не говорил об этом вслух, какие бы прочные узы ни связывали Пикассо с Фернандой, временами ему казалось, что тот нуждается в женщине, похожей на его Марсель. В женщине с ровным характером, имеющей собственное мнение, но и умеющей поддерживать его. Фернанда всегда была подстрекательницей. Могла ли она подтолкнуть Пикассо к такому темному поступку, чтобы он произвел на нее впечатление или продолжал потакать ее требованиям?

Вынужденное сомнение в близком друге было для него отвратительным.

Он снова посмотрел на газету, лежавшую на мраморном столике между ними, и по его спине пробежал холодок. Несмотря на сложный характер, скрытность и честолюбие Пикассо, Жорж Брак просто не мог представить, что его друг оказался причастным к краже «Моны Лизы». Тем не менее вопрос остался неразрешенным. В мире случались и более странные вещи.

Пикассо вернулся в гостиницу «Канижу» в одиночестве.

Он не любил писать письма, особенно по-французски, но понимал, что это нужно сделать. Фрика спала, когда он вошел в спальню, но приоткрыла глаза и завиляла хвостом, а обезьянка в клетке у окна деловито прихорашивалась. «Что за импульсивный поступок – купить обезьянку!» – с улыбкой подумал он. Импульсивный и немного глупый. Но Пикассо питал слабость к животным. Как правило, животные нравились ему гораздо больше людей.

Он напишет письмо, поскольку должен это сделать, а Фернанда запрет студию. Будет слишком подозрительно, если он спешно вернется в Париж, когда они с Браком увлечены совместной работой над новыми картинами. Он уселся за маленьким письменным столом у кровати, тяжело вздохнул, положил перед собой лист бумаги и начал писать.

Моя дорогая Фернанда…

– Я уже люблю его. Только посмотрите, какая красота! – воскликнула Мадо, увидев костюм с разноцветными лентами, выставленный на манекене в гардеробной. Ева, стоявшая рядом с ней, облегченно вздохнула. Последние два дня она без устали трудилась над костюмом.