90-е: Шоу должно продолжаться 2 - Саша Фишер

Он вышел из студии, но Астарот и трое студентов продолжили активное обсуждение идей для клипа. С каждым новым предложением это творение все больше походило на голливудский блокбастер. Понятно, что реальность будет отличаться от ожиданий, но в целом, Костян молодец, что предложил такую идею. Он профи, но работает все-таки за деньги. А эти юнцы вон как загорелись идеей! Можно сразу закинуть удочку насчет еще парочки песен…

В пылу обсуждения мы не заметили, как к нашей компашке подошел фотограф. Некоторое время он с любопытством слушал разговор, особенно заинтересованным его взгляд стал, когда Астарот расстегнул сумку и принялся показывать наши концертные костюмы.

— О, это же Илюхи-Беса работа? — тихо спросил он у меня.

— Есть такое, — кивнул я. — Знаешь его?

— Шапочно, — смутился фотограф. — Слушай, а что вы делаете в выходные?

— Это вопрос или предложение? — усмехнулся я.

— Ну… — замялся фотограф. — Такое дело… У нас ребята поставили экспериментальный спектакль по Толкиену. И в субботу будет допремьерный показ в ТЮЗе, как бы для своих. У нас была идея позвать туда толкиенистов, а на них ни у кого выходов нет. Чтобы они в костюмах на мечах побились в холле, и просто…

— Посоздавали антураж и атмосферу? — подсказал я.

— Ну да! — обрадованно закивал фотограф. — И вы тоже приходите. У вас такие костюмы крутые.

— Звучит как отличный план, — хмыкнул я. — Астарот, что думаешь?

— А? — встрепенулся вспотевший от напряженного спора Астарот.

— Предлагают в мероприятии поучаствовать в качестве декоративного элемента, — усмехнулся я. — И наших толкиенутых друзей позвать.

— Ну… — Астарот сделал важное лицо.

— Мы придем, — я подмигнул. — Идея отличная. Алкоголь с собой брать или там сухой закон?

— Лучше! — просиял фотограф. — Там будет фуршет! Это же допремьерный показ для богемы!

— Вить! — подала голос с ярко освещенной части студии его модель. — Ну что там?

— Ой! Забыл, зачем подошел! — фотограф хлопнул себя по лбу. — Ребят, вы не могли бы выйти? Мы хотим поснимать ню, а Наташа при посторонних стесняется…

Глава 15

Читал в каком-то фантастическом рассказе, что бессмертному обязательно становится скучно. Все приедается, ничего не цепляет, все попробовал… Или это не рассказ был, а роман? Или даже не одно произведение, а в разных книгах тема поднималась?

Хрен вспомнишь…

Я перелистнул очередную картонную страницу фотоальбома. Старый альбом уже. Бархатная обложка с наклеенными открыточными цветами. Карточки вставляются в углами в полукруглые прорези. Абсолютное большинство фоток — черно-белые. Встречаются тускло-цветные. Некоторые — в коричневых тонах.

Под некоторыми есть подписи ручкой. Под большинством — ничего. Вроде как, полагается и так знать, кто запечатлен. Все-таки, семейный фотоархив.

Сегодня на рынке Семен из обувной палатки делился со всеми желающими мудростью о том, что фотография крадет часть души, так что если человек много при жизни фотографируется, то после смерти в загробный мир будет отправляться некому. Такую изумительную ахинею нес, что ему даже не возражал никто, даже наоборот — задавали наводящие вопросы, только чтобы не затыкался. И эта смешная болтология навела меня на мысль, что надо бы поискать в квартире семейный архив. Ну, чтобы получше изучить свою семью. Мне все-таки отличная семья досталась, неплохо бы уделять им побольше времени.

Нашлось искомое на антресолях стенки. Три толстых альбома и картонная коробка, перетянутая бельевой резинкой. Фото в альбомах совсем старые. Некоторые довоенные.

Три женщины в платьях, платках и передниках на фоне деревянного забора. У ноги самой правой — ведро. Подпись — Зина, Катя и Дуня в Жеребцово.

Кто такие? Хрен знает…

Зина в ШРМ 1948 год. Та героиня, что была с ведром, теперь сидит за партой, сложив руки, как школьница.

Зина и Витя. 7 мая, 1951 год. Та же героиня, но теперь со свертком на руках.

Ага, понятно теперь. Зина — это бабушка, папина мама. Его день рождения — 5 мая, фото 7 мая — на крыльце роддома.

Серия групповых фотографий, не несущих ровным счетом никакой информации. Ни кто эти люди все, ни откуда. Лицо той же самой бабушки я не очень хорошо знаю, чтобы искать ее на черно-белых фотках. А может там вообще не она.

Размышления о бессмертии настигли меня в конце второго альбома. Я задумался, что наша психика и память устроена так, что бессмертие ну никак не способно навеять скуку. Вот эти самые черно-белые фото с незнакомыми людьми, которых я начал различать где-то к середине альбома. Каждый из запечатленных моментов — это было важное и значимое событие. Настолько значимое, что под ним даже не делают подписей. Мол, ну и так же понятно, что вот эта смазанная карточка, где девушка стоит рядом с машиной с очень странным выражением лица, а парень взбирается по лестнице рядом и у него правая нога заблурена — это когда деда Вася лез на крышу, чтобы снять оттуда забравшуюся на карниз кошку, а баба Галя поет песню, чтобы его подбодрить, потому что лазает он очень плохо.

Но проходят годы, старые воспоминания из памяти стираются, голова заполняется новыми мыслями и впечатлениями. И вот ты берешь этот самый альбом, видишь фото, начинаешь морщить лоб, мучительно пытаясь вспомнить, а что это тут вообще такое происходит? Даже если деда Вася — это ты и есть. И до старческого склероза тебе еще далеко.

Так и у меня, только без фотографий. Было прошлое, которое теперь будущее. Полно воспоминаний. Кого-то помню лучше, кого-то не помню совсем. И, хочешь — не хочешь, все старые воспоминания постепенно теряют цвета и глубину, и заполняются новыми. А от прошлого остается хорошо если такой вот черно-белый прямоугольник. С какой-то подписью внизу. Потому что голова заполнилась совсем другими лицами и другими проблемами. И не могу сказать, что они кажутся мне чем-то неважным по сравнению с тем, что было там, в прошлом-будущем. Так что «скучно» — это вряд ли. Просто с каждым следующим периодом жизни самое актуальное будет цветным и объемным, а неважное и давнее — тусклым и монохромным.

И так до тех пор, пока не закочатся свободные страницы…

Скрежетнул ключ в замке. Я прислушался к шагам в коридоре. Если было бы легкое и торопливое топ-топ-топ, значит вернулась Лариска. Если шаги неспешные и почти бесшумные, значит мама. Если неравномерные, будто человек на каждом шаге обдумывает какую-то идею — значит отец.

Отец. Прошелся до спальни, мурлыкая какую-то смутно-знакомую песню. Потом вернулся в коридор. Открыл шкаф, некоторое время чем-то шуршал.

Потом стало слышно, как он