90-е: Шоу должно продолжаться 2 - Саша Фишер

друг с другом, а хоббиты их разнимали. Еще был странный тип в костюме бомжа с кучей нашитых на него консервных банок. Кого символизировала эта куча мусора — непонятно. Возможно, именно кучу мусора из кукольного мульта «Скала фрэгглов». Каждая встреча с новым персом заканчивалась танцевальным номером под какой-нибудь рок-хит, когда все танцуют. И выскакивала или фея с картонными крыльями, одно из которых все время норовило обвиснуть, или девица в черном — Саурон. Или хрен в зеленом костюме, если унитазное сиденьице перевешивали с шеи одного хоббита на шею другого.

Слов в этом представлении было очень мало. Так что никакого перевода с языка образного на язык человеческий в этом спектакле не подразумевалось.

— Однажды к дону Хуану, пришли ученики, — вполголоса сказал я, когда на сцене начался очередной танец. На этот раз хоббиты встретили трех девочек в детсадовских костюмах снежинок. И танцевали они под пинкфлоидское «Hey, teacher, leave them kids alone». — Учитель сидел на вершине холма, а на лице его застыло выражение благости и просветления. «О великий учитель, — вопросили ученики. — Скажи нам, есть ли в этой вселенной кольцо, которое может даровать власть над другими людьми, а также покой, счастье и процветание?» Открыл дон Хуан глаза, посмотрел на учеников просветленным взглядом и спросил: «Долго ли вы шли досюда, уважаемые?» «Три дня и три ночи!» — ответили ученики. «Тогда вот вам кольцо всевластия!» — заявил дон Хуан и надел одному из них на шею унитазное сидение. И снова закрыл глаза. «Но что это значит, учитель?» — вопросили трое из четырех. И только на лице одного из них появилось просветленное выражение…

— Перестань, а то я сейчас лопну, — шепотом простонала Ева.

— Мне кажется, что смеяться все-таки можно, — прошептал я, указав взглядом на пожилую пару весьма элегантного вида. Они выглядели как завзятые театралы. И смеялись. Дама даже вытирала слезы белым платочком.

— Тогда надо следить, когда другие смеются, — с серьезным видом сказала Ева. — А то подумают, что мы самозванцы, и в театре не разбираемся.

— Тебе так важно, что подумают другие? — я куснул ее за мочку уха.

— Конечно, важно! — заявила девушка. — Если кто-то скажет, что ему неважно, то он точно врет!

— Согласен, — фыркнул я. — Тогда буду следить за той парой и подавать тебе знак.

Тем временем, действо на сцене двигалось к своей кульминации. Девушка-Саурон дралась с феей с картонными крыльями на поролоновых мечах, четверка хоббитов скакала вокруг, передавая друг другу унитазное сидение. А вслед за ним прыгал и угукал зеленый Горлум.

Потом унитазное сидение с упало на сцену, зазвучала песня «Nothing Else Matters» Металлики, все начали танцевать грустный танец, Горлум упал поверх кольца, а потом на него упала девушка-Саурон. И сцена погрузилась в темноту.

Публика захлопала и заголосила «Браво!» Некоторые радостно смеялись. Мы с Евой тоже похлопали. В зале зажегся свет, и я начал оглядываться, чтобы понять, как отреагировали на эту сказочную бредятину толкиенисты. Судя по разговорам в «мордоре» многие из них к творчеству профессора относятся с большим трепетом, а тут… Гм…

Бес и его подружки ржали и хлопали так, что у них должны болеть ладони.

Галадриэль шушукалась со своими подружками.

Длиннолицый бард сидел с невозмутимым лицом.

Но в целом, им вроде как нормально. Хотя, возможно, им не столько сам спектакль понравился, сколько факт того, что их пригласили на мероприятие. Хотя обычно, узнав про их хобби, обыватели просто крутят пальцем у виска.

Актеры вышли на поклон, овации и радость на лицах стали еще более ярко выраженными.

— Что-то мне подсказывает, что нужно придержать критику при себе, — прошептал я Еве на ухо.

— Иначе нас с фуршета выгонят? — иронично ответила Ева.

— Типа того, — хохотнул я.

В общем-то, какая разница, что за бред происходил сейчас на сцене, если зрители в зале все равно довольны? Пусть даже это и не просто зрители, а специально приглашенные на допремьерный показ «свои», которые занимали от силы треть всех мест в далеко не самом большом зале Новокиневска.

Пока мы сидели в зрительном зале и пытались въехать в глубокий смысл показанного нам зрелища, какие-то неизвестные герои накрыли в фойе фуршетный стол. Из напитков имелись водка и советское шампанское, из закусок — нанизанные на пластиковые шпажки кусочки сыра, вареной колбасы и батона кубиками, треугольные бутерброды со шпротами, маслом и селедкой и копченой колбасой, соленые огурцы, соленые грузди со сметаной и художественно нарезанные яблоки и апельсины. Утонченная театральная публика с радостным гомоном принялась наполнять стопки и стаканы, толкиенисты сначала нервно жались в сторонке, поглядывая друг на друга, но потом тоже осмелели и потянулись к столу. Еще через какое-то время к вечеринке присоединились актеры, все еще в сценических костюмах. И вечеринка помчалась на всех парах к полуночи.

Поздравляли с премьерой, говорили витиеватые тосты, рукоплескали и смеялись.

Длиннолицый бард, окруженный пожилыми, но элегантными дамами, у которых в глазах уже искрилось выпитое шампанское, исполнил несколько заунывных баллад. Потом включили музыку и начались танцы.

Ходить по залу и прислушиваться к разговорам было интересно.

— … изумительная стилизация! Столько скрытых смыслов…

— … предлагаю выпить за нашу дорогую Анну Сергеевну!

— … долго служит? Ах, всего семь лет! Ну так он молодой еще совсем…

— … вы не понимаете! Образ Галадриэли в спектакле обыгран необычайно глубоко! Через противоречие рыбы и лисицы мы видим…

— … третью книгу? «Возвращение государя» так и не вышло пока. Я читал только в ужасном сокращенном переводе в «Повести о кольце». И еще по рукам ходит распечатка…

— … ну, что, вздрогнули? За прекрасных дам!

— … ужас был! Все же знают, что Марии Степановне уже за пятьдесят, ну какая Джульетта? А скажут, что я плохой грим наложила…

Разные разговоры сплетались в общее покрывало абсурда, компании перетасовывались, как разные колоды карт. Кто-то продолжал танцевать, в уголке травили анекдоты и смеялись с повышенным градусом пафоса. Я подошел к скучковавшимся возле квадратной колонны, заполненной фотографиями деятелей театра юного зрителя, своим. В своих кожаных плащах с заклепками они смотрелись как кучка злодеев, затевающих какое-то коварное злище.

— … это тетя Люда, представляете? — взахлеб рассказывал Бельфегор, размахивая руками. — Мамина подруга. А всегда такая приличная была!

— А что с ней теперь не так? — спросил я, облокотившись на стену. Мои были довольны. Выгул костюмов явно удался, закусок на столе хватало, выпивки — тоже.

— Да я же говорю! — Бельфегор сделал большие глаза и заржал. — Захожу в раздевалку сейчас, а там Бес тетю Люду… Того… Ну… Шпилит.

— Серьезно? — я оглядел