Пропавшее войско - Валерио Массимо Манфреди

Тогда Клеарх отправил отряд разведчиков поближе к позициям врага, а другим воинам приказал отправиться в деревни добывать пропитание. К вечеру у несчастных земледельцев и пастухов осталось так мало припасов, что им самим грозила смерть от голода в зимние месяцы. Они лишились урожая, вьючных и тягловых животных, а также прочего домашнего скота. Никто из тех, кто чинил грабеж в деревнях этих бедняг, не задался вопросом о причинах столь странной снисходительности со стороны наших врагов — никто, кроме меня. Объяснение наверняка существовало, и найти его оказалось не слишком сложно. Те деревни, как и мои, именовались «деревнями Парисатиды». То есть назывались они в честь царицы-матери и этот дозволенный грабеж означал прямое оскорбление в ее адрес.

Пока наши старались в полной мере воспользоваться предоставленной им возможностью, я наткнулась на группу пленных персов, только что пойманных отрядом Сократа-ахейца: их всех привязали к стволу сикомора. Среди них находилась девушка, говорившая на моем языке: еще недавно она состояла на службе у Парисатиды. Я попросила Ксена взять ее с нами, так как от нее мы могли бы узнать много интересных сведений. Действительно, она поведала одну потрясающую историю. Историю о ненависти между двумя сыновьями Парисатиды и жажде мести, охватившей мать, столь жестоким образом лишенную того из двух, кого любила больше — царевича Кира.

— Какая она? — спросила я первым делом; мне не верилось, что эта женщина, далекая от меня, как звезды, находится сейчас так близко. Передо мной сидела девушка, видевшая ее лично и, вероятно, прикасавшаяся к ней, расчесывавшая ее…

— Кто — она?

— Царица-мать. Расскажи мне, какая она.

Девушку, говорившую на моем языке, звали Дургат, еще несколько дней назад она была служанкой Парисатиды и жила в ее летнем дворце, расположенном в середине течения Тигра, на западом берегу.

— Эта женщина… высокая и стройная. У нее темные глаза, их глубокий взгляд заставляет вздрагивать, когда она пристально смотрит на тебя. Свои длинные волосы царица собирает на затылке. Пальцы длинные и тонкие, напоминают когти. Парасатида… коварная и злая… Когда улыбается, то внушает еще больше страха, потому что всем известно — ей доставляют наибольшее удовольствие страдания других.

И все же каждый, кто состоит у нее на службе, платит ей верностью и даже преданностью. Она внушает столь сильный ужас, что, получая от царицы малейший знак внимания или незначительный подарок, человек невольно испытывает безграничную благодарность, думая о том, сколь огромны ее возможности творить зло.

— Почему она переехала в здешние края?

— Царица явилась не ради развлечения, а чтобы оказаться поближе к месту сражения, состоявшегося между двумя ее сыновьями.

— А ты что делала в этих деревнях?

— Главный дворцовый евнух отправил меня вместе с другими девушками и несколькими стражниками за продуктами для двора. Там ваши взяли нас в плен.

— Боюсь, в конечном счете ты оказалась бы в палатке какого-нибудь воина — если бы не я: ведь я подруга одного важного человека. Расскажи мне, что знаешь, и мы обещаем тебе покровительство.

Дургат с облегчением кивнула. То обстоятельство, что я говорю на том же языке, что она, внушало ей доверие. Девушка поведала мне все, что слышала в комнатах высокопоставленных подруг царицы, и все, что почерпнула из тайных признаний евнухов. Ее рассказ оказался долгим, она продолжала его на протяжении нескольких дней кряду.

— На самом деле, Кир полагал, что имеет законное право на трон, и вовсе не считал себя узурпатором. Он моложе брата, но родился тогда, когда его отец уже являлся царем, в то время как Артаксеркс, старший, появился на свет, когда отец его еще оставался простым смертным. Кир — царских кровей, брат — никто. Во дворце имеет хождение история, но рассказывать ее себе дороже. Если царица-мать узнает, она велит отрезать тебе язык.

— Значит, история ужасна?

— Царевич Кир стыдился того, о чем в ней повествуется. Boт почему. Говорят, что, когда Артаксеркс вошел в Святилище Огня, на церемонию посвящения в царский сап, Кир спрятался в маленьком помещении, в засаде. Но телохранители выследили его, или, что наиболее вероятно, их предупредили, и устроили обыск. Обнаружили его с кинжалом в руке в священном месте и вытащили на середину зала для посвящения, чтобы немедленно убить на глазах у Великого царя. Царица-мать с криком бросилась к сыну в тот момент, когда сабля уже была занесена над его головой. Она заслонила Кира своим телом и накрыла плащом, моля старшего сына о милосердии для брата. Никто не посмел причинить ему зло. Все же приближенные решили, что Артаксеркс отомстит, однако мать осторожно, день за днем, лаской заслужила доверие царственного сына и, под предлогом того, чтобы отправить Кира подальше от двора, уговорила старшего брата пожаловать ему провинцию на западной окраине империи, Лидию.

Эта история тронула меня: повелитель мира, царь царей, самый могущественный человек на земле оказался всего лишь ребенком перед лицом своей матери и подчинился, не оспаривая ее воли. Так что же она за женщина? — спрашивала я себя. Таких женщин в моих краях называли «бронзовым лоном».

Значит, когда армия Артаксеркса двинулась навстречу Киру, царица тоже, вместе со своей свитой, гардеробом и даже служанками, переехала поближе к месту битвы, чтобы как можно раньше узнать исход схватки. Любая мать горевала бы при мысли о том, что в любом случае потеряет одного из сыновей, не важно, кого именно, но она-то надеялась на победу Кира, хотя это означало смерть для поверженного брата.

— Ты права, — проговорила Дургат. — Она заслуживала наказания и получила его. Погиб Кир, и ей сообщили эту новость, не утаив ни единой ужасной подробности. В действительности, никто точно не мог сказать, кто именно умертвил его: говорили, что два брата сошлись в поединке, нанося друг другу глубокие раны, но, по сути, нельзя было в точности установить, как и когда погиб царевич: в начале битвы или позже.

— С другой стороны, — продолжила я ее мысль, — наших тоже не было на поле боя, когда это случилось. Они уже пустились в преследование обращенного ими в бегство левого крыла противника, и с каждой минутой уносились все дальше от эпицентра сражения.

— Одно можно утверждать наверняка, — кивнула Дургат, — царя Артаксеркса ранили в грудь копьем: оно прорезало ему доспехи и вошло в грудь более чем на два пальца. Греческий лекарь, позже приезжавший к вам на переговоры, сумел вылечить его, но, прежде чем это сделать, измерил глубину раны серебряной палочкой.

Весть о смерти Кира принес Великому царю воин из Карии: он показал Артаксерксу окровавленный потник царевича и сообщил, что видел его труп. Когда все кончилось, Артаксеркс призвал вестника, чтобы наградить, но тот, очевидно, ожидая большего, стал возмущаться. Даже начал хвастаться, что именно он убил Кира собственной рукой и что награда не соответствует заслуге.

Артаксеркс в гневе приказал отрубить спесивцу голову, но царица-мать, присутствовавшая при этом, остановила его: столь быстрая смерть, по ее мнению, являлась недостаточно суровым наказанием для того, кто повел себя так дерзко и неблагодарно по отношению к Великому царю.