Вечеринка моей жизни - Ямиль Саид Мендес

он так сильно расстраивался из-за этого, что перестал даже пытаться.

А теперь его отец считал, что он – Александр, его друг и старший племянник со стороны жены. Теперь пришло время Маркосу расплачиваться за упущенную возможность и молчание. Но накопившиеся проценты были слишком высоки и слишком болезненны.

Тем не менее, он уступил.

– Ты что-нибудь слышал от Маркитоса? – спросил отец, и его голос был таким нежным и любящим. – Твоя тетя хочет поговорить с ним, но он не перезванивает. Этот мальчик… – его отец замолчал, но Маркос догадался, что было недосказано: «Этот мальчик – плохой сын. Он разбивает наши сердца. Мы так беспокоимся о нем». И так далее, и тому подобное.

Конечно, его родители никогда не говорили все это вслух, но Маркосу и не нужно было слышать эти слова, потому что они безостановочно звучали в его голове.

– Я скажу ему, чтобы он позвонил, – ответил он по-испански с худшим акцентом гринго.

Его отец кивнул и закрыл глаза.

Хайди улыбнулась Маркосу и тоже кивнула, как бы говоря, что он отлично справился.

Почему он не пытался быть больше похожим на своего двоюродного брата, в то время, когда это действительно имело значение?

Сейчас это было чертовски больно.

Больно, что отец не узнавал его. Что его память застряла в днях, предшествовавших несчастному случаю. В те короткие мгновения, когда он узнавал Маркоса, в его глазах было обвинение, которого Маркос не мог вынести.

– Все в порядке, Хайди? – он спросил. – Тебе что-нибудь принести? Уже почти полночь.

Она покачала головой и потянулась.

– Я почитаю еще несколько минут, а потом дам ему лекарство и выключу свет. Сантьяго приедет утром в восемь, а завтра вечером его сменит Кармен. Тебя что-то беспокоит?

Его столько всего беспокоило.

Но какой смысл все это озвучивать? Что произойдет, если они обанкротятся? Кто будет платить сиделкам и за все то, в чем нуждается его отец?

Маркос не осуждал людей, которые отправляли своих близких в специализированные учреждения с уходом за больными, но он никогда бы не простил себя, если бы поступил так с отцом. Это было бы равносильно смертному приговору для его отца, и Маркос не мог допустить, чтобы это тоже было на его совести.

Хайди продолжила читать, а Маркос отправился спать.

Он пролистал свои социальные сети. Слишком устав от политических споров, футбольного соперничества и всего того, что в прошлом было для него важно, Маркос поспешно отложил телефон в сторону.

И тут у него возникло искушение поискать Надю. Сколько раз он безрезультатно пытался найти ее в сети Интернет? Он ведь даже не знал ее настоящего и полного имени, поэтому часами искал призрака. А теперь, как только набрал его в строке поиска, появилось бесчисленное множество сообщений. Статьи в газетах о ее таланте и достижениях. Она была первой латиноамериканкой в университете Бригама Янга, имевшей одни из лучших показателей в учебе.

На всех фотографиях она была либо одна, либо с друзьями. Ни на одной и намека на жениха. Очевидно, она удалила его из своих публикаций, как будто его никогда и не существовало. А может, Брэндон был тем, кто делал эти фотографии?

Их жизни во многом пересекались. Маркос был удивлен, увидев, что у них с Надей так много общих друзей, включая Джейсона Эрнандеса, ее зятя, который ходил в школу с двоюродным братом Маркоса, Александром, и играл с ним в бейсбольной команде средней школы.

Рассматривая ее фотографии разных лет, Маркос почувствовал, как защемило в груди. Так много общих знакомых. Их матери даже были онлайн-друзьями.

Одна фотография в ленте сообщений из ее студенческих лет просто ошеломила Маркоса. Это была фотография их группы друзей, которую Эрнан, его лучший друг, опубликовал, но не отметил его на ней. Маркос помнил тот день так, как будто это было вчера.

Лето подходило к концу, и после дня, проведенного на озере, катаясь на лодке чьего-то отца, они вернулись в общежитие и полночи смотрели «Властелина колец», пока она объясняла ему всю мифологию, начиная с «Сильмариллиона». Эти фильмы его совершенно не интересовали. Ему просто нравился ее голос и то, как много она знала и к чему была неравнодушна.

Тогда Маркос и Надя на самом деле мало что знали друг о друге, но, казалось, они были созданы друг для друга. На фотографии она сидела рядом с ним, соприкасаясь обнаженными плечами, и широко улыбалась. Их лица покраснели от солнца.

От воспоминаний о том юноше, которым он был, его переполняли эмоции. Такой потерянный и не имевший никакого представления о своих целях, и из всех фотографий, которые можно было перепостить, она перепостила именно эту.

Он сохранил ее в каталоге фотографий и отправился спать.

Суббота прошла как в тумане, проведенная в хлопотах относительно свадебных мероприятий и посещения больницы.

Прочистив засорившийся унитаз, Маркос спешил обратно на кухню, когда позвонил Эрнан, его университетский приятель.

Маркос не собирался отвечать. Кензи орала в наушник, что холодильник по какой-то причине не работает, и он чуть не швырнул гарнитуру в туалет, который только что починил. Но мысль о том, что ему же и придется доставать ее обратно, удержала его от этого. Одного раза опустить руку в толчок было достаточно. Но почувствовав неладное, он мельком взглянул на экран, на котором высветилось имя звонившего – Эрнана. Его университетский приятель теперь был отцом трех девочек, которым ещё не было семи лет, и вот-вот должна была родиться четвертая. Его жена Рейчел находилась в больнице со вчерашнего дня.

Маркос снял гарнитуру и выключил наушник. Холодильник мог и подождать несколько минут.

– Привет, Пелука, – сказал он, прислонившись к стене в коридоре и прикрыв динамик телефон ладонью. Шанайя Твейн напевала «Still the One», в то время как двести человек с вечеринки присоединились к припеву. – Какие новости?

– Она родилась! Нина Ривьера, целых восемь фунтов! – голос Эрнана переполняли гордость и радость. – Я только что отправил тебе фотографию. Разве она не прелесть?

Маркос взглянул на экран – всю его ширину занимали пухлые розовые щёчки и копна темных кудрей. Крошечный розовый бантик красовался у нее на лбу. Говорят, все новорожденные похожи друг на друга, но эта маленькая девочка, плотно завернутая, словно детское буррито, определенно была единственной в своем роде красавицей. На лице Маркоса отразилась нежность. Как она могла быть такой хорошенькой, представляя мини-версию своего отца? Они были похожи как две капли воды, хотя теперь Эрнан был лысым, его легендарная шевелюра выпала по пути от колледжа к отцовству.

– Ay, ¡Qué