Павшая крепость - Роберт Энтони Сальваторе

Челюсти Файрентеннимара сомкнулись на нем и легко подбросили гиганта в воздух. Визжа, как какая-нибудь свинья на живодерне, великан выдернул одну руку из пасти змея и шлепнул жалкой дубинкой по бронированной голове дракона.

Файрентеннимар перекусил великана пополам, и ноги его упали на камни – каждая по отдельности.

Даже выносливого Айвена передернуло при виде бойни, устроенной драконом, при виде кипящих трупов и изломанных тел врагов, оказавшихся рядом с разгневанным крылатым чудовищем.

– Хорошо, что он на нашей стороне, – еле слышно прохрипел Айвен.

При этих словах Кэддерли поежился, снова вспомнив тон, которым Файрентеннимар приказал ему спуститься. Он изучал энергичные голодные движения старика Файрена, поглощенного кровавым побоищем.

– Неужели? – пробормотал про себя молодой жрец.

Тело великана взлетело в воздух, ударилось о стену ущелья, жестко приземлилось и покатилось по склону мимо Вандера и Даники.

Они слышали, что творится в лощине, слышали первобытный рев дракона и вопли обреченных монстров. Ни Даника, ни Вандер не испытывали большой жалости к злым гоблинам и великанам, но переглянулись они с искренним страхом, потрясенные разбушевавшейся в этой каменной ловушке бурей.

Даника махнула рукой Вандеру, советуя обогнуть вход в ущелье, а сама кинулась напрямик, вверх по склону. Но прежде чем девушка добралась до вершины, она увидела чудовищ (и куски чудовищ), взмывающих в воздух и падающих на землю с глухими шлепками. Нервы ее сдали, и Даника не смогла подавить истеричное хихиканье – слишком уж эта сцена напоминала работу Пайкела да кухне Библиотеки Назиданий, когда мечтающий стать друидом дворф упрямо (и неаккуратно) встряхивал салат из морской капусты – несмотря на громогласные протесты Айвена.

Затем драконий хвост, должно быть, хлестнул по скале, ибо Даника, хотя ее и отделяла от удара сорокафутовая каменная толща, вдруг обнаружила, что шлепнулась на землю и сидит, ошарашено вертя головой.

Кэддерли отрешился от мира, скользнул в Песнь Денира и потянулся к своему ментальному восприятию Файрентеннимара.

Красная стена преградила доступ.

– Что такое? – спросила Шейли, увидев отразившуюся на лице молодого жреца тревогу – нет, ужас.

Кэддерли не ответил. Он снова погрузился в Песнь, но свирепая ярость Файрентеннимара не подпускала жреца к дракону, разорвав все недавние связи.

Кэддерли сердцем чувствовал, что старик Файрен больше не считает его союзником, что, обуянный кровожадностью, дракон возвратился к своей истинной, порочной натуре. Юноша поплыл по течению Песни к сфере Хаоса, рассчитывая нырнуть туда снова и опять приручить змея.

Через минуту он открыл глаза, перед которыми тут же возникла картина избиения последних монстров, и почувствовал, что его заклятия уже не прорвутся сквозь мысленный барьер, возведенный инстинктами разгневанного дракона.

– Отправляйся к дальнему концу лощины, – велел он Шейли, постаравшись, чтобы голос звучал как можно ровнее. – И приготовь лук.

Эльфийка хмуро взглянула на него, уловив в мрачном тоне скрытый смысл.

– Чары развеялись? – спросила она.

– Приготовь лук, – повторил Кэддерли. От колонны монстров почти ничего не осталось: еще пара минут – и Файрентеннимар покончит со всеми. Кэддерли призвал защитную магию, «нарисовал» поперек ущелья черту «драконьей погибели» и окружил себя и двух сбитых с толку дворфов волшебной огнеупорной оболочкой.

– Что ты делаешь? – потребовал ответа Айвен, всегда подозрительно относившийся ко всему, что связано с магией, а уж когда в сотне ярдов от тебя безумствует разъяренный дракон – тем более.

– Это заклятие стихий, – попытался вкратце объяснить Кэддерли. – Один раз я уже накладывал его на себя, и оно остановило драконий огонь.

– Ух-ох, – пробормотал Пайкел, сообразивший, в чем смысл предосторожностей Кэддерли.

– Для вас чары ослабят пламя, но не полностью, – закончил молодой жрец. – Так что бегите к скале и найдите укрытие за каким-нибудь камнем.

Дворфов не пришлось просить дважды. Обычно они мужественно оставались рядом со своим юным соратником, готовые принять бой. Но здесь, в конце концов, речь шла о драконе.

Так что Кэддерли оказался один посреди лощины в окружении кровавых клочьев – последствий драконьего гнева. Он низко наклонился и сгреб пригоршню грязи из отпечатка лапы Файрентеннимара, затем решительно выпрямился, напоминая себе, что обязан делать то, чего требуют заповеди Денира. Например, уничтожить Геаруфу.

И все же он подумал о Данике, своей возлюбленной, и о новой жизни, которую они начали в Кэррадуне: ему не хотелось умирать.

Файрентеннимар проглотил последнего съежившегося гоблина и повернулся. Глаза рептилии, мечущие лучи даже днем, прищурились. И почти немедленно свет драконьего маяка остановился прямо на Кэддерли.

– Отличная работа, могучий змей! – крикнул юноша, надеясь, что его предположение ошибочно, что дракона, быть может, все еще удерживает моральный кодекс добра.

– Смиренный жрец… – пророкотал Файрентеннимар, и Кэддерли испугался, что на этот раз точно лишится слуха.

С тех пор как молодой жрец заколдовал дракона, он слышал такой голос дважды, и оба раза – когда дракон подозревал, что рядом враги. Припав к земле, как охотящийся пес, передвигаясь на всех четырех лапах, сложив за спиной кожистые крылья, дракон быстро сократил расстояние, отделяющее его от Кэддерли, вдвое.

– Ты сослужил нам великую службу, – начал Кэддерли.

– Смиренный жрец! – перебил дракон. Песнь Денира звучала в мыслях Кэддерли. Он знал, что потребуется какой-нибудь ложный психологический маневр, чтобы выиграть время и разобраться в мелодиях заклинаний, которые он еще не до конца понял.

– И в твоей пещере, и когда перенес нас через горы, – продолжил юноша, надеясь, что лесть поможет и в этот раз. Пока он говорил, сознание его оставалось с Песнью, и нужное заклятие прояснялось с каждой нотой. – Но теперь пришло время тебе…

– Смиренный жрец!

Кэддерли не нашел ответа на этот громогласный рев, очевидное доказательство того, что Файрентеннимар не считает, что с убийствами уже покончено. От низкого драконьего рычания камни задрожали под ногами Кэддерли, а старик Файрен двинулся дальше.

Эти глаза! Пойманный их гипнотизирующей мощью, Кэддерли растерялся и упустил мотив. Он чувствовал себя беспомощным, лишенным надежды, наверняка обреченным – великий змей казался богоподобным и внушал невообразимый ужас, но молодой жрец боролся с накатывающей на него волной паники, внушавшей, что надо бежать, бежать ради спасения собственной жизни.

Файрентеннимар был близко. Как мог Файрентеннимар подобраться так чертовски близко?