После долго и счастливо - Хлоя Лиезе

твёрдыми и такими восхитительно чувствительными. Между моих бёдер нарастает ноющая боль, пока он трётся о меня, и мои бёдра невольно отвечают тем же. Накрыв мою грудь, он снова дразнит мои соски, глубоко целует. Ноющее томление нарастает вместе с нетерпением. Я запрокидываю голову, ахаю, а потом…

Рёв телефона Эйдена разбивает момент.

Нет, не совсем так. Не телефон рушит момент. А срочность, с которой Эйден отстраняется и выуживает телефон из кармана.

Меня обжигает раскалённым, парализующе болезненным унижением. Я медленно сажусь, одёргиваю футболку, пока он смотрит на экран, и его пальцы летают, отвечая на полученное сообщение.

— Извини за это, — бормочет он, глядя в телефон. Он даже не может посмотреть на меня, когда извиняется.

И всё то лёгкое, деликатное, приятное, что я чувствовала этим вечером, каждый крохотный огонёк надежды, что ожил, когда Эйден повёл меня есть мороженое и пиццу, сказал, что любит меня, рассказал о своих мечтах и страхах… всё это угасло.

Новое зловещее опустошение расползается внутри меня, пока я смотрю на него. Даже если мы с Эйденом переживём это, даже если он откроется мне так, как раньше, действительно ли лучше будет знать, над чем он работает, если он всё ещё женат на работе, а не на мне? Или это всего лишь будет другой вид боли? Новое чувство одиночества, ощущение, что я на втором месте, уступая богу его смартфона и профессионального успеха, отвлекающего его от меня.

Я не удостаиваю его действия ответом. И Эйден, похоже, не замечает.

Соскользнув со стола, я хватаю свою пиццу, бутылку вина и зову котов, которые бегут за мной в спальню.

Ну хоть кто-то считает, что за мной стоит гнаться.

Глава 11. Эйден

Плейлист: Rayland Baxter — Bad Things

Это один из тех дней, когда бремя тревожности ощущается как стальные тиски вокруг моих рёбер, когда я слышу собственный пульс, грохочущий в ушах, а моё сердце превратилось в сплошную тахикардию. Не на чём заострять внимание, нет конкретной причины.

«Вот только ты готов был заняться оральным сексом со своей женой на кухне, потом Дэн написал тебе, и ты соскочил с неё так, будто она воспламенилась».

Бл*дь. Бл*дь. Я просто продолжаю прокручивать это в голове, как и многие моменты, когда я облажался в жизни. Моменты, когда я выставил себя идиотом или опозорился. Когда моя одежда была слишком поношенной или слишком маленькой. Когда я так уставал от садовой работы, которой занимался по выходным в средней школе, что засыпал в классе, а потом просыпался в лужице слюней на парте и членом на лице, который кто-то нарисовал фломастером. А я заметил его, только когда на пятом уроке глянул в зеркало в туалете.

Это проигрывается у меня в голове по кругу.

Иногда это не даёт мне спать. Иногда я просыпаюсь и зацикливаюсь на одном моменте, когда я неправильно объяснил термин на лекции, и мне пришлось разослать электронные письма всем 300 студентам и сказать, что я ошибся. В другой раз я нашёл опечатку в своей академической статье, написанной в соавторстве, и каким-то образом накрутил себя до мысли, что из-за этого меня уволят.

От этого у меня мурашки по коже. Иногда мне даже кажется, что меня стошнит.

И сегодня один из таких дней. Провалы занимают все мысли в моём мозгу. Я на грани панической атаки. Не могу врать, я чувствую тягу отчаяния. Ту душащую, заставляющую рвать на себе волосы злость из-за того, что я застрял. Что тревожность управляет моей жизнью вместо меня.

Так что когда у меня выдается перерыв между парами, и я не должен сидеть в кабинете для консультаций, я выхожу на прогулку, стараясь дышать, отвлечься, обрести почву под ногами. Сжимаю ладони, напрягаю пальцы, вдыхаю через нос, выдыхаю через рот. Возле моего корпуса есть небольшой, менее людный озеленённый участок, и я хожу там по кругу, наверняка выглядя как любой другой профессор, прогуливающийся и обдумывающий очередную идею.

Возвращаясь с очередного круга, я замедляюсь, заметив, что Том сидит на лавочке неподалёку. Готовый к работе в своей серой униформе уборщика, он ставит небольшую сумку-холодильник, в которой наверняка упакован его ужин, и отпивает что-то из термоса. Когда мой путь направляет меня мимо его скамейки, он смотрит через тёмные солнцезащитные очки под его обычной выцветшей чёрной бейсболкой и вежливо машет рукой.

Я постепенно останавливаюсь.

— Привет, Том.

— День добрый, — отвечает он, салютуя термосом. — У тебя всё хорошо?

Моё лицо искажается.

— Прошу прощения?

Он отпивает из термоса, затем ставит его между своих ног.

— Ты выглядишь так, будто пытаешься выиграть олимпийское золото по спортивной ходьбе. Подумал, может, у тебя стресс. Но возможно, я проецирую. Я хожу так, когда на взводе.

— О. Ну… да. Прогулки иногда помогают от тревожности.

— А, это так, — он отвечает так, будто понимает. Интересно, понимает ли. Может, поэтому его общество меня расслабляет. Потому что я его не смущаю, потому что мы похожи чуточку сильнее, чем я думал. — Ну, я не хочу тебя задерживать, если тебе надо походить ещё, — говорит он.

— Вообще-то… — я ловлю себя на том, что смотрю на место на скамейке рядом с ним. — Ты не против, если я…

— Прошу, — он подвигается, давая мне место.

Как только я сажусь, я тут же начинаю нервно подёргивать коленями. И это заставляет меня скучать по Фрейе. Она никогда не кладёт ладони на моё бедро и не пытается остановить меня. Её пальцы просто переплетаются с моими и крепко сжимают в знак ободрения.

Бл*дь, я её так люблю.

Я тру лицо и вздыхаю.

— Прости. Я сегодня витаю в своих мыслях.

— Меня это не тревожит, — Том разминает плечи и скрещивает руки на груди. Когда мы так близко, я улавливаю от него лёгкий запах ментоловых сигарет.

— Ты куришь?

Он кивает.

— Да. Конечно, за пределами кампуса. Мне не хочется расставаться со своей зарплатой.

Я крепко зажимаю руки между коленями, стараясь продышаться вопреки тесноте в груди.

— Тебе не стоит этого делать.

Он сдвигается на скамейке.

— Я в курсе. Однако я начал в тринадцать, так что поздновато исправляться.

— Что? Как ты скрывал это от родителей?

Он слегка косится в мою сторону, после чего снова смотрит вперед и говорит:

— Ну, эм… они редко бывали рядом. А когда бывали, решили, что я проблемный, и меня уже не изменить.

— Упрямый? — я размеренно дёргаю коленом, но моё сердцебиение начинает замедляться. Я втягиваю очередной вдох через нос и сосредотачиваюсь на