Улыбайлики. Жизнеутверждающая книга прожженого циника - Матвей Ганапольский

Один, например, предлагал окружить «Останкино» пятиметровым забором, по углам поставить танки и заминировать подходы, чтобы штурмовые отряды врага были остановлены на полпути.

Он действительно предлагал этот идиотизм прямо в эфире, и его можно оправдать только тем, что когда он сидел в своем кабинете, другие идиоты шли на штурм «Останкино» как на мировой центр зла.

Мне этого не забыть никогда – однажды позвонил приятель и сказал: «Только что по радио объявили, что вокруг “Останкино” идут бои!»

Я чуть не упал со стула, представив, как артиллерия на бреющем полете бомбит Якубовича с его «Полем чудес» и он бежит вдоль улицы академика Королева, одетый в красные шаровары и папаху, подаренные каким-то щедрым гостем-украинцем.

И упомянутый директор уже собирался на всякий случай притащить в кабинет связку гранат, чтобы не сдаться живым, но его уволили.

И он исчез мгновенно, как исчезают все уволенные директора телевидения, так и не успев вырыть ни один окоп.

Однако Господь устроил так, что передачи делают не директора, а редакции.

В одну из них я и направлялся.

В комнате №1236 царит веселая атмосфера диспетчерской сумасшедшего дома.

Ее умело организуют человек пятнадцать администраторов, редакторов, помощников режиссеров, директоров программ и другого телевизионного люда, у которого работа именно здесь.

Все говорят одновременно, все ищут какую-то заявку номер сто шестьдесят четыре и клянут какого-то Игоря Владимировича, который обещал к десяти приехать, но так, негодяй, и не приехал.

Акустическую картину комнаты дополняет вовсю орущий телевизор и визжащий компьютер, а визуальную – тысячи фотографий.

История фотографий проста – один из тех, кого принято называть «креативщиками», придумал передачу, где каждый, кто пришлет фотографию, увидит ее по телевизору.

Советский народ радостно откликнулся на идею, и теперь в комнате №1236, куда бы ты ни приткнулся, обязательно сядешь на фотографию «Мы с Лёхой на танке. Войсковая часть № 15. Город Шепетовка».

Фотографии лежат в больших черных мешках, и, чтобы их все показать, нужно лет двести.

Однако народ не теряет надежду и пытается пропихнуть на экран свое фото.

Те, у кого вообще нет связей, присылают письма с теми же фотографиями снова и снова.

Те, кто похитрее, пишут, что «от показа фотографии моей Люси, где мы с ней стоим у Вечного огня в Киеве, зависит наша семейная жизнь».

Есть те, кто «давит на чувства», сообщая, что «дедушка уже помирает и хочет увидеть внучку по телевизору – это его последнее желание!». Почему фото внучки нельзя отнести непосредственно «умирающему дедушке» прямо в палату, не поясняется.

Но апофеозом торжества командно-административного ресурса был случай, когда из кабинета директора принесли невероятную бумагу. Это была копия бланка с двуглавым орлом, на котором телеканалу «предлагалось» показать собачку Бетти.

В письме с двуглавым орлом пояснялось, что это собачка посла Центрально-Африканской Республики. Причиной показа называлось «развитие двусторонних добрососедских отношений».

На письме стоял гриф директора: «Немедленно показать!»

Мы долго гадали, почему собачку нужно было показать немедленно, но правда вскрылась лишь через много лет.

Оказалось, что тогдашний президент этой республики Жан-Бедель Бокасса как раз объявил себя императором и решил поднять центрально-африканскую внешнюю политику на новый недосягаемый уровень, назначив тщательный смотр достижений своих посольств.

Но достижений в его посольстве в Москве практически не было – были лишь редкие приемы, на которых посол и его супруга появлялись в цветастых просторных одеждах.

И тогда посол придумал показать по телевизору свою собачку – ведь если по главному каналу страны показывают собачку посла, то это значит, что самого посла могут показать и подавно.

А устроить этот показ посол решил, потому что отчаянно боялся, что император Бокасса его съест – тот был настоящим людоедом и спокойно мог отобедать уволенным послом – ведь если посла увольняют, то он немедленно теряет статус неприкосновенности. Особенно в глазах императора Бокассы.

Собачку по телевизору показали, однако судьба самого после так и осталась неизвестной.

– Боже мой, Матвей, я уже заждалась! – Елена выныривает из комнатной толпы и, притянув меня за рукав, драматически шепчет. – Ты знаешь, я сейчас ехала в троллейбусе…

У нее есть еще один феноменальный дар – рассказывать обычные вещи с необычайным приключенческим колоритом.

Обычный поход в булочную за половинкой «Бородинского» выглядит в ее изложении как бегство от стаи голодных крокодилов.

– … а прямо перед входом огромная лужа! Кошмар! – Елена смотрит на меня, ожидая бурной реакции.

Я пытаюсь придумать, как именно реагировать на лужу, однако мои размышления прерывает чей-то зычный голос.

– Здравствуйте, товарищи! Прошу обратить на меня внимание!

В комнате воцаряется непривычная тишина. Все оборачиваются по направлению звука.

На пороге комнаты стоит невысокий человек средних лет с невыразительным лицом и явно искусственными кудряшками, одетый в голубой, несколько выцветший костюм в полоску. На ногах вошедшего черные лаковые туфли и желтые канареечные носки.

– Давайте познакомимся, – говорит человек, – меня зовут Петр Григорьевич Приходько. Сейчас в вашей комнате состоится встреча с прекрасным!

Присутствующие в комнате сжимаются, понимая, что «попали», но выскочить нельзя – гость профессионально телом загородил дверь. Видимо, «встреча с прекрасным» неминуема, и, что самое ужасное, «прекрасным» будет сам Петр Григорьевич Приходько.

– Я – мастер художественного свиста, искусства, известного еще со времен Древней Эллады, – как-то заученно произносит соловей в желтых носках. —

Я из Днепропетровска, в Москве проездом, и, будучи лауреатом всесоюзного конкурса, хотел бы познакомить вас со своими возможностями. А они безграничны!..

Приходько обводит несчастную толпу победным взором и, выставив вперед лакированную туфлю, переходит к «прекрасному»:

– Исполняется вальс «Амурские волны»!

И Приходько начинает свистеть.

Все терпеливо ждут, понимая, что таких прерывать нельзя.

Исполняет известный вальс Приходько чрезвычайно противно – свистит он очень тихо, однако вдыхает воздух с жутким хрипом умирающего астматика.

«Прекрасное» рождает только одно желание – немедленно утопить исполнителя в настоящих амурских волнах.

Экзекуция длится минут пять.

Освистав, Приходько аккуратно кладет на стол десяток самодельных визиток и отксерокопированные листики.