Угнать за 30 секунд - Марина Серова

То, что спасло меня, было зажато в моей левой, вывихнутой руке. Я осторожно разжала пальцы. Темнота не позволяла видеть, что лежит на ладони, но память ощущений, память тела порой сильней той памяти, что гнездится у нас в мозгу. Я вспомнила, узнала этот предмет по тому, как он лежал и давил на кожу руки.

Потому что я держала его в руках только-только – неужели?! – вчера.

Это была та самая прихотливая зажигалка – ножик в виде Эйфелевой башни, что я обнаружила в косиновском «Рено». С помощью этой штучки вчера я открыла багажник автомобиля, а потом машинально положила ее в карман и преспокойно о ней забыла. Теперь же зажигалка-башенка сыграла существенно более серьезную роль: она спасла мне жизнь.

Нет, никто не вернулся к черному омуту. Наверное, если мои убийцы и слышали мой крик, то приписали его некой абстрактной ровненской бабе, которая перебрала домашнего самогону и принялась вопить, увидев в углу своего дома какого-нибудь кривляющегося зелененького черта с рожками и копытцами. Или чебурашку. Или даже крокодила Гену, который при некоторой натяжке может быть приравнен к зеленому змию.

Так или иначе, но я осталась в совершенном одиночестве. Где я находилась? В какой стороне от Ровного? Насколько я могла судить, злосчастный выстрел из пневматического пистолета был произведен совсем недалеко от поворота с основной трассы на Ровное, а от поворота до поселка около трех километров. Эти наблюдения я вынесла из своего предыдущего путешествия в Ровное на рейсовом автобусе.

Сейчас, должно быть, около полуночи. В таком виде меня, разумеется, не посадят ни в одну машину. Но, быть может, машина мне и не потребуется, если я нахожусь неподалеку от Ровного?

Я занялась собой. Зубы выбивали от холода забористую дробь, я промерзла до костей, а во рту и на губах осел противный привкус ила. Но я сжала волю в кулак и, стиснув зубы, резким движением поставила плечо на место. Теперь нужно было наложить повязку. Но как и чем сделать это?

Я медленно, насколько позволяли нечувствительные ноги, двинулась прочь от проклятой лужи. Кажется, именно этим путем шли мои убийца, таща сюда для исполнения неблагодарной роли Муму.

Блеснули огни. Я смахнула с лица грязь и ил и выругалась, но в этих неразборчивых словах, брякнутых окостеневшим языком, прозвучала искренняя признательность создателю: это были огни Ровного. Я прошла еще немного, попала в полосу камыша – и вдруг оказалась на берегу Волги. Это было так неожиданно, что я поскользнулась и упала в воду. Никогда бы не подумала, что смогу не заметить близость реки шириной в несколько километров. Наверное, я недооценила силу шока и плачевность своего состояния, в котором находилась.

Повторное же купание – теперь уже не в илистом омуте, а в Волге – оказалось кстати. Конечно, вода была холодной, быть может, даже более холодной, чем в омуте. Но она была другой, живительной, что ли? А когда я вспомнила леденящие прикосновения ила, то дрожь, глубокая и неотвратимая, как землетрясение, пронизала меня насквозь.

С грехом пополам я отмылась в воде, пополоскала одежду и, попрыгав по берегу, чтобы хоть немного согреться, побрела по направлению к Ровному. Впрочем, брела я только несколько десятков метров, а потом, немного расходившись, припустила бегом. И быстрее, и теплее.

На улицу Ровного я выскочила через несколько минут, преодолев, верно, около полутора-двух километров. Скорость у меня была еще та! Уж очень мне хотелось попасть куда-нибудь в тепло, то есть не куда-нибудь, а к дядькам Кузьмичу да Фомичу. Впрочем, других вариантов и не просматривалось, а просматривалось, прошу прощения за тавтологию, недоумение: какого черта я вообще поперлась в это Ровное? С другой стороны, убийцы «вели» меня еще в Волгограде, и так или иначе они нашли бы способ приблизиться ко мне. Только в городской черте – я уверена! – не влипла бы я столь глупо и по-крупному. Так что, приходилось признаться, я сама нажила себе приключений.

Но кто же все-таки меня заказал? Не генерал же Фомичев, в самом деле? Поговорив по душам, тут же приказал убить? Едва ли. Хотя именно он знал, в какое время и по какой улице я пойду после разговора с ним. Но и другие, если за мной следили, этого могли ожидать.

Нет, гадать бесполезно. Нужно размышлять более предметно, а пока что для этого нет достаточного количества информации. Есть, конечно, промежуточные итоги, и в каком-то смысле их можно назвать ошеломляющими, но… Все еще может перемениться. Встать с ног на голову.

Пока все эти светлые мысли скомканной чехардой скакали в моей голове, я достигла дома Антона Кузьмича, где вот уж который день гостил дядька братца моего драгоценного Алексей Фомич, вот ведь живут мужики! Ничего не делают, только пьют, гуляют… На какие, интересно, шиши они вообще существуют?

В доме горели окна. Я потянула на себя калитку. Вошла. Дверь в дом была приоткрыта, и из прихожей я услышала глухие голоса, в которых звучала явная экспрессия:

– Да я ж тебе говог'ил, Кузьмич, что тово каг'па надо было тянуть с подводкой, остог'ожненько так… с подводкой! А ты – сог'вал! Как будто это тебе баклешка, а не кг'упняк!

– С п-подводкой… А мы с чем пили? Самогон кончился, вот и пришлось заправляться б-беленькой.

– Ты куда себе ложишь столько? Так если ложить, то….

– Надо говорить: к-класть. Я кандидат словесности!

– Знаешь, кончай ты этот балаган. Надоело уже тебя слушать. Кандидат словесности он… У нас был такой Водянюк, так он пг'о себя написал вот так: «Я, Виталий Водянюк, кандидат почти наук…»

Я неслышно вошла.

– Здравствуйте. Ну что, починили катер?

Дядьки слаженно обернулись. На этот раз более трезвым был низенький и толстенький Антон Кузьмич, потому он первым узнал меня и повел речь следующего содержания:

– А-а… п-погоди… Ну что, н-нашла лесопилку? И как, удачно поб-бывала?

– Вы помните про это, да? А вы, я смотрю, с рыбалки.

– Ага. В-вот ушицу хлебаем. И еще пожарили рыбки. А я сегодня в-вот такого сома упустил! – И Антон Кузьмич развел руками так, что едва не ударил по уху своего собутыльника, на что Алексей Фомич, видимо, обиженный, отозвался злобно:

– Вг'ет! Слушай ты его больше… Он бы с утг'еца чуть побольше выпил, так не только сом, а и сам дьявол в зеленой мантии клюнул бы. А там не сом был, а подлещик, к тому же тощий, как гусеница.

– Да ты сам ш-шары залил, вот и к-кобенишься, – обиделся в свою очередь уже Антон Кузьмич, и тут он заметил, что я трясусь и с ног до головы мокрая. – Ч-черт, кто же это тебя так искупал? Или ты этот… м-морж?

– Да так, неудачный заплыв был, – уклончиво ответила я. – В Волге.

– Ну так надо ж п-погреться! Иди-ка за мной, я т-тебе в сухое дам переодеться. Да иди, что ты боишься! Мы люди интеллигентные. Подглядывать и приставать не будем. В смысле, это… за Фомичом я присмотрю, пока ты там… а то он у нас блудливый типчик.