Грешный и опасный - Гэлен Фоули

Она покачала головой, поднялась на крепкую стремянку и стала изучать содержимое следующей полки.

— Герон Александрийский! Я никогда не читала его трактат по пневматике и гидравлике! — взволнованно воскликнула она.

— Какая удача!

Она почти не слышала язвительного замечания, поскольку тихо ахнула, обнаружив редчайший фолиант.

— У вас есть труд Аль-Джазари «Книга познания хитроумных механических устройств»?!

— Разве?

— Глазам не верю! Это латинский перевод пятнадцатого века с арабского?

— Не могу сказать.

Она благоговейно взяла в руки старинный манускрипт.

— Хотите сказать, что не читали его?

— Увы.

— О, Роэн! Сэр Исаак Ньютон не смог бы вывести законы движения, если бы не ученые вроде него.

Но тут ее внимание привлек еще один том.

— О, эта книга выглядит интригующе! Халло, «Средневековые математики». И вот эта.

— Позвольте мне помочь! — воскликнул Роэн, направляясь к ней.

К тому времени как они покинули библиотеку, Роэн нес канделябр и несколько книг. Кейт тащила остальные.

— Никаких признаков Серой Дамы? — спросила она, когда они поднимались по лестнице.

— Пока никаких, — ответил он, смущенно улыбнувшись.

Она осторожно улыбнулась в ответ, хотя полагала, что он посчитал ее книжным червем и синим чулком. Что поделать, она никогда не станет стыдиться своего ума и образованности.

Он внес книги в спальню, положил на квадратный сундук и поставил канделябр на маленький столик.

— Ну вот…

Кейт шла сзади, и когда он обернулся, мощное воздействие его близости застало ее врасплох. Мужская аура силы окутала ее. Она вдруг слишком хорошо осознала, что стоит возле кровати. Воздух между ними неожиданно казался заряженным ошеломительным напряжением.

Сердце, казалось, готово вырваться из груди. Он молча смотрел ей в глаза. Несмотря на все его заверения, его желание было почти ощутимым, смущая ее. Она слегка отстранилась, снова усомнившись в его намерениях.

Роэн немедленно опустил глаза и ретировался в коридор.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи, ваша светлость, — кивнула она и, поколебавшись, добавила: — Спасибо… за сегодняшний вечер.

— Не за что. И… я… простите, что испугал вас. Но мне нужно было точно знать, что вы говорите правду. Я не хотел портить вам вечер.

— Вы и не портили. Я все понимаю, — вздохнула она. — И хочу, чтобы вы знали: я ценю все, что вы сделали для меня.

— О, это пустяки, — отмахнулся он, снова глядя ей в глаза.

Она оцепенела, изнемогая от странного жара, в полной уверенности, что Роэн сейчас наклонится и поцелует ее. Но он, вот уже второй раз за ночь, сумел взять себя в руки.

Ее сердце все еще колотилось, когда он повторил:

— Спокойной ночи.

— О, погодите, я отдам вам канделябр…

— Оставьте себе. Вам так много нужно прочитать.

— Увидимся завтра? — окликнула она.

Он лениво отсалютовал ей на ходу. Все еще красная как рак, Кейт закрыла дверь спальни.

Странно. Почему он ее не поцеловал?

Она прикусила губу, довольная сдержанностью Зверя, но чуть позже, начиная раздеваться, не смогла стереть с губ глупую улыбку.

Через две недели прибывшие агенты береговой охраны забрали контрабандистов и увезли в тюрьму. Остался только Питер Дойл. Роэн добился освобождения племянника Калеба в обмен на добровольную помощь Питера в предстоящей поимке О’Бэньона.

А пока что Роэн был окончательно сбит с толку своими противоречивыми реакциями на Кейт.

Как ни противно было признавать, но ее воздействие на него было… скажем, не совсем обычным.

Возможно, потому, что Роэн не привык к постоянному соседству молодой дамы, тем более что настрого запрещал себе дотрагиваться до нее. Его возрастающее желание не давало покоя, и все же он скоро привык к тому, что она постоянно рядом. Просыпаясь по утрам, он думал о том, что скоро увидит ее улыбающееся личико. Интересно, какую причудливую тему для разговора выберет она сегодня? Девчонка искренне его забавляла. Да и ее влияние в доме было заметным. Она привнесла в унылое существование радость и оживление, обезоруживающее тепло, которое постепенно превращало холодную мрачную твердыню замка Килберн в нечто куда более приветливое и уютное.

И все же Роэн находил свое влечение к ней немного тревожащим. Он бы не волновался так, будь оно чисто физическим. Если бы он относился к Кейт как к остальным женщинам, считая их немногим более чем прелестным сочетанием заманчивых изгибов, которое так приятно исследовать на ощупь…

Но с Кейт этот подход невозможен. Слишком часто он восхищался качествами ее характера: смелостью, умом, независимостью. Он сыт по горло похотливыми, готовыми на все дамами, ожидавшими его в Лондоне. Особенно ему нравилась ее уверенность в себе. Дочь Джералда Фокса была проницательной и в то же время абсолютно земной.

Она не утомляла его бессмысленной болтовней. Не жеманилась, не пресмыкалась, не старалась выведать его тайны. И никогда не кокетничала. Такая тактика хоть и нравилась ему, все же не вызывала доверия к женщинам. Вместо этого она всегда высказывала собственное мнение прямо, как любой мужчина, так что их беседы всегда были интересны. Кейт пересыпала свои реплики остроумными наблюдениями, обычно на его счет. Он находил ее дерзость странно занятной и обычно имел наготове достойный ответ. Как прекрасно было шутить и задевать друг друга, с взаимной непочтительностью, как в ту ночь за ужином: единственное, что было у них общего, — готовность к шутливым перепалкам и самоирония.

Кейт издевалась над собой, называя себя синим чулком. А он прекрасно знал, что всю жизнь был суеверным глупцом.

Но даже это не объясняло ее воздействия на него.

Выросшая на болотах, изолированная от мира, она казалась редкостным нетронутым цветком, и каждый раз при виде ее у него необъяснимо болело сердце.

Его постоянно к ней тянуло. И от этого было не по себе. Но в ту ночь за ужином, когда она рассказывала о своей уединенной жизни, он понял, что она в отличие от многих в полной мере познала одиночество, так хорошо знакомое и ему самому.

В глубине души он знал, что его сердце никогда еще не было так сильно затронуто, и, учитывая их происхождение, дело было совсем худо. Интуиция подсказывала, что ее появление здесь — это судьба. Однако осталось понять, кто она: его погибель или спасение от родового проклятия.

Учитывая его репутацию самого жестокого убийцы среди других воинов ордена, можно было представить их изумление, узнай они, как он относится к Кейт.