Письма, телеграммы, надписи 1889-1906 - Максим Горький

удастся создать журнал, да и хороший, чуткий? Надежды очень питают, хотя я и не юноша. Я, знаете, и еще буду просить Вас за «Жизнь», не оставьте вниманием! Дайте и еще рассказ, пожалуйста, дайте! Но, бога ради, не думайте, что я материально заинтересован в успехе «Жизни». Нет, я получаю 150 р. за лист и — все. Был у меня пай, но я от него отказался, ну их к чорту! Это был какой-то дурацкий пай, мне его подарили «за трудолюбие» в виде поощрения. Но я поссорился с двумя ив пайщиков и возвратил им подарок.

Пишу повесть довольно нелепую.

Кончу — поеду в Ялту ненадолго. И Поссе поедет со мной. Вот Вы увидите, какой он славный. И тоже нелепый. У него ужасно смешной нос и тонкий, бабий голос. Он вообще похож на Юлию Пастрану. Но это ничего. Есть у меня к Вам просьба: не можете ли Вы указать статей о Вас до 94-го года? Газетных статей? Я посылал в «бюро газетных справок» — отказали. Говорят, что дают только современные, из текущей жизни. А мне крайне нужно. Не знает ли Иван Павлович или Ваша сестра? Пожалуйста, если можно, спросите их.

Крепко жму Вам руку и желаю от души всего доброго и славного.

А. Пешков

106

Л. Н. ТОЛСТОМУ

14 или 15 [26 или 27] февраля 1900, Н.-Новгород.

Спасибо, Лев Николаевич, за портрет и за добрые, славные Ваши слова про меня. Не знаю я, лучше ли я своих книг, но знаю, что каждый писатель должен быть выше и лучше того, что он пишет. Потому что — что книга? Даже и великая книга только мертвая, черная тень слова и намек на истину, а человек — вместилище бога живаго, бога же я понимаю как неукротимое стремление к совершенствованию, к истине и справедливости. А потому — и плохой человек лучше хорошей книга. Ведь так?

Глубоко верю, что лучше человека ничего нет на земле, и даже, переворачивая Демснкритову фразу на свой лад, говорю: существует только человек, все же прочее есть мнение. Всегда был, есть и буду человекопоклонником, только выражать это надлежаще сильно не умею.

Ужасно хочется мне попасть к Вам еще разок, и очень огорчен, что не могу теперь же сделать этого. Кашляю, голова болит, работаю на всех парах, — пишу повесть о мудрствующих лукаво, каковых не люблю. Они есть самый низкий сорт людей, по-моему. Но, чтобы не утомлять Вас, брошу писать. Низко кланяюсь Вам и крепко жму руку Вашу. Кланяюсь и семейству. Желаю доброго здоровья!

А. Пешков

107

А. М. КАЛЮЖНОМУ

2 [15] июня 1900, Мцхет.

С какой радостью увижу я Вас, Александр Мефодиевич!

А пока представляю Вам моего приятеля, доктора Леонида Валентиновича Средина, и очень прошу Вашей ласки для него.

Мы не видались с Вам» почти 9 лет, но я прекрасно помню все пережитое с Вами и никогда не забывал, что именно Вы первый толкнули меня на тот путь, которым я теперь иду.

До свидания, до завтра!

Максимыч

108

А. П. ЧЕХОВУ

Начало [середина] июня 1900, Мануйловка.

Захотелось написать Вам несколько слов. Я уже в Мануйловке, и адрес мой таков:

Почтовая станция Хорошки, Кобелякского уезда, Полтавской губернии, в село Мануйловку.

Хорошо в этой Мануйловке, очень хорошо. Тихо, мирно, немножко грустно. И немножко неловко, странно видеть кучи людей, которые совсем не говорят о литературе, театре и о всем «прекрасном и высоком», до чего им совсем нет дела. Все-таки хохлы — славный народ, — мягкий, вежливый, я очень их люблю. Устроишись мы недурно. Среди огромного, старого парка стоят красный каменный дом, в нем семь крошечных нелепых комнат с узкими и низенькими дверями, а в этих комнатах — мы. А рядом с нами, на большой липе, живет семейство сычей. В пруде — лягушки, — а у малорусских лягушек такие мелодичные голоса. Неподалеку от нас церковь; сторож на колокольне бьет часы. Собаки лают. Настоящая украинская луна смотрит в окно. Думается о боге и еще о чем-то таинственном и хорошем. Хочется сидеть неподвижно и только думать.

Приезжайте-ка сюда. Мы поместим Вас в школе, в том же парке, неподалеку от нас. Комната у Вас будет большая, никто не помешает Вам. Тихо будет. Я начал купаться в милой реке Пеле, где ходят огромные щуки. Красивая река. Отсюда, из деревни, при лунном свете и под жалостное пенье лягушек ялтинское бытие кажется мне еще более отвратительным, выдуманным, ненужным. С завтрашнего дня — работаю.

Вам желаю того же и доброго здоровья желаю и всего хорошего. Крепко жму руку и — до свидания, пока.

Напишите, едете ли в Париж, и, пожалуйста, высылайте мне корректуры, как обещали. Ну, до свидания, Антон Павлович! Поклон Вашей маме и сестре. Жена тоже кланяется Вам, просит напомнить о каком-то Вашем портрете, обещанном ей, просит передать ее поклоны Вашей семье.

А. Пешков

109

А. П. ЧЕХОВУ

9 [22] июля 1900, Мануйловка.

Дорогой Антон Павлович!

Поедемте в Китай? Как-то раз, в Ялте, Вы сказали, что поехали бы. Поедемте! Мне ужасно хочется попасть туда, и я думаю предложить себя кому-нибудь в корреспонденты. Жена не очень охотно отпускает меня одного, но говорит, что была бы совершенно спокойна за меня, если б и Вы ехали. Едемте, дорогой Антон Павлович! Там — интересно, здесь — серо.

Жду ответа, скорого ответа.

Ваш Горький

Хорошки, Кобелякского уезда, Полтавской губ., в Маиуйловку.

110

К. П. ПЯТНИЦКОМУ

25 или 26 июля [7 или 8 августа] 1900, Мануйловка.

Мне давно хотелось оказать Вам, Константин Петрович, что я очень доволен, очень рад тому, что именно с Вами — «Знанием» — устроился по изданию моих книжек. Пользуюсь случаем поблагодарить от всей души лично Вас за дружеское отношение ко мне, за хороший тон Ваших славных писем и за это деликатное, даже щепетильное внимание ко мне. Крепко жму Вам руку. Хорошее дело требует хороших отношений от тех, кто его делает, и хорошие отношения участников — лучший залог успеха в деле. Я твердо уверен, что я и Вы сойдемся еще ближе