Тихий маленький город - Анна Дашевская

– У меня есть новости, – сообщила я слегка разомлевшему после ужина майору.

– И у меня.

– Тогда ты и начинай.

– Хорошо! – он вышел и вернулся с несколькими исписанными листами. – Значит, во-первых, про Афанасьева. Говорить нормально он так пока и не может, врачи утверждают, что это травматический шок.

– А писать?

– Писать может, что да, то да, – и он протянул мне одну из страниц.

С минуту я внимательно вглядывалась в испещрявшие её значки, пытаясь найти в них смысл. Или хотя бы связный текст. Или хоть направление, откуда и куда писали, чёрт возьми! Потом со вздохом вернула листок Егорову.

– Надо так понимать, что начальника полиции в Кириллове больше нету?

– Ну, официально ещё ничего не решено, но руководство областного ГУВД уже посматривает по сторонам, кого назначить на его место.

– Получается, от него мы не узнаем, что же происходило в церкви, кто его пырнул, и почему. И как он оказался в больничном подвале.

– Не узнаем, – кивнул майор. – Зато – это во-вторых – оперативники побывали в церковном архиве, и вот тут сведений много. Мы знаем, отчего в ту церковь так легко приманили сущность из иного плана реальности. Дело в том, что в девятьсот восемнадцатом году тамошнего священника убили прямо у алтаря.

– Вот как? Мне рассказывали, что до девяностых годов в помещениях чуть ли не картошку хранили, – медленно проговорила я. – Но об убийстве я не слышала. Но ведь её же заново освятили?

Егоров развёл руками.

– Видимо, что-то пошло не так. Тут есть ещё одна деталь: убитый священник был сыном интересующего тебя купца. До пострижения он носил фамилию Бухвостов.

– Ох, как заплелось!..

– Вот именно.

– А за кого Татьяна Паисьевна вышла замуж, мы знаем? – задала я чрезвычайно волновавший меня вопрос. – И были ли в этом браке дети?

– Знаем. И были, – коварно улыбнулся мой визави. – Но теперь твоя очередь рассказывать. Откуда вообще ты получила информацию о Татьяне?

Коротко я рассказала обо всём, что удалось обнаружить в городском архиве. Ну, почти обо всём: сведения об участке земли, купленном когда-то купцом Бухвостовым, я пока утаила. Была, была у меня одна идея, и она объясняла, как минимум, одно убийство… но пока не имелось никаких доказательств, что я права.

– Ну вот, а копии дневников – частичные, несколько страниц – я получу через три дня. А ещё… – набрав в грудь побольше воздуха, я зажмурилась. – Ещё, кажется, я уничтожила жруна.

Честно говоря, ждала взрыва. Но было тихо, и я рискнула приоткрыть один глаз.

Майор сидел напротив и рассматривал меня с интересом.

– Ну? – спросил он, наконец. – А дальше-то? Чем, как, когда, при каких обстоятельствах?

В свою очередь поднявшись, я принесла ножны и холщовый мешочек с порошком. Положила на стол и стала описывать свои действия и впечатления: поиск по воде и серебру, предмет-проводник, радужную плёнку и прорванную в ней дыру в никуда…

– Можно посмотреть? – после долгого молчания спросил Егоров.

Я отдала ему мешочек с травой; он развязал, достал щепотку и долго перетирал в пальцах, потом осторожно понюхал.

– Грамотно подобран состав, – прозвучало неожиданное резюме. – А тут что? Атам?[2]

– Нет, что ты? Просто особый нож. С серебряной оковкой лезвия. Ты говорил, что серебра эти… твари не боятся, но всё равно другого подходящего ножа у меня нет, только хозяйственные.

– И откуда у тебя всё это?

– Агния Николаевна оставила мне в наследство не только дом, но и всё, что в нём. Ты ж понимаешь, мебель – совсем не самое ценное, что там есть.

– Да уж, догадываюсь.

Он откинулся на спинку стула, заложил руки за голову и сидел, разглядывая меня, словно… словно зверушку в зоопарке!

Вскинув подбородок, я убрала нож в чехол, тщательно застегнула кнопку, затянула завязки мешочка и убрала всё в сумку. Потом подошла к раковине и стала мыть посуду.

– Брось, – прозвучало за спиной. – Брось, Стася, завтра придёт Клавдия Петровна убираться, и помоет. Мы с тобой не договорили.

– А что тут договаривать? – я закрыла кран, вытерла руки и, тщательно расправив складки, повесила на место полотенце. – Ты в курсе событий, а я, пожалуй, поеду домой. Поздно уже.

Ну да, это была чистой воды провокация. И, надо сказать, одна из самых удачных: я не успела договорить, как Егоров оказался за моей спиной, обхватил руками и вызвал обвал мурашек по хребту, прошептав в самое ухо:

– Куда это ты собралась? Ох, женщины, сама придумала, сама поверила, сама обиделась! Идём-ка, растопим камин и посидим у огня. Я тебе ещё не всё рассказал.

«Да и я тебе – тоже», – подумала, уткнувшись носом ему в ключицу.

Камин был настоящий, с дровами, не имитация. Сухие полешки разгорелись мгновенно, и я протянула руки к огню, согреваясь.

– Ну вот, – удовлетворённо сказал Егоров, опускаясь в продавленное старое кресло. – Теперь скажи мне, как ты относишься к портвейну?

– Портвейн? Ну, если португальский… – протянула я с сомнением.

– Обижаешь!

Он осторожно вытянул пробку и налил в стаканы тёмно-янтарную, чуть красноватую жидкость. Пригубил, кивнул удовлетворённо и сказал:

– Хорошо! А теперь можно говорить дальше. Не буду я расспрашивать тебя о твоих секретах, что захочешь – сама расскажешь. Давай поговорим о Бухвостове.

– Давай.

– Значит, так. Сам купец умер в шестнадцатом году, до революции не дожил. А вот его детям пришлось жить дальше.

– Позволь, сразу дополню, мы нашли его завещание в архиве, – прервала его я. – Незадолго до смерти он отправил жену и двоих сыновей во Францию. Они купили дом и виноградник у Бургундии, и, видимо, там и осели. По завещанию им были отписаны счета в банке Crédit Lyonnais. А Татьяна, Вениамин и Афанасий остались здесь распродавать остальное имущество.

– Вот именно. Пойдём по персоналиям. Вениамин, старший…

– Тот, который управлял пароходством, – добавила я.

– Возможно. Он женился в десятом году и умер в тридцать четвёртом. Отпевали его в здешней церкви, так что, скорее всего, лагерей ему удалось избежать…