Высшая раса - Дмитрий Казаков

– Я вас не знаю, – пожал плечами оберстгруппенфюрер. – И чин ваш мне тоже неизвестен. Может быть, настало время сменить командующего?

– Прекратите, Зепп! – сказал резко Граф. – Профессор Хильшер – тот, кто сделал наше восстание возможным! Без него нам пришлось бы покориться…

– Да ну? – усмехнулся Дитрих. Нежданно пробудившаяся жажда власти, обладания правом повелевать, которого он был лишен в лагере, толкала оберстгруппенфюрера на необдуманные речи. – На нем нет мундира рейхсфюрера СС,[44]и поэтому не вижу смысла подчиняться.

– И зря, – Хильшер улыбнулся, без малейшего страха, хищно и открыто. – Любой должен повиноваться верховному арману.

– У меня за спиной пять сотен человек, которых я вывел из американского плена! – заявил Дитрих громко, решив игнорировать непонятный термин. – И по моему приказу или если вы не выпустите меня отсюда, они мигом возьмут штурмом эту средневековую развалину…

– У меня на стенах тридцать сверхчеловек, – мягко проговорил Хильшер, делая упор на последнем слове, и оберстгруппенфюрер не решился его прервать. – И у вас нет ни малейших шансов. Только стоит ли нам грызться, словно паукам в банке?

– Что вы подразумеваете под словом «сверхчеловек»? – Дитрих облизал пересохшие губы и прокашлялся, пытаясь вернуть силу голосу.

– То, что подразумевал под ним фюрер, пока был жив, – ответил Хильшер спокойно.

– Но фюрер мертв! – прервал собеседника оберстгруппенфюрер. – За что вы мне предложите сражаться теперь?

– Что фюрер? – недобро усмехнулся Хильшер. – Он был лишь фигурой в игре, правила которой определяем мы. И мы предлагаем вам сражаться за свободу германского народа, за новую эпоху, за мир сверхчеловека!

– Какого сверхчеловека? – голос Дитриха звучал истерично, но ему было на это наплевать. – Всем понятно, что это сказка!

Крайний в ряду встречающих, офицер в мундире штандартенфюрера, как-то странно улыбнулся, а Хильшер ответил спокойно:

– Отнюдь. Это не сказка, а существо высшей расы, что должно прийти на смену человеку. Курт, будьте добры…

– Да, – штандартенфюрер сделал шаг вперед.

– Продемонстрируйте нам свои возможности.

– Хорошо, – кивнул Курт, и взгляд его холодных, словно промороженных, глаз остановился на Дитрихе. – Выстрелите в меня, герр оберстгруппенфюрер.

– Что? – вытаращил глаза Дитрих. – Вы сошли с ума?

– Нет, – серьезно покачал головой штандартенфюрер. – Я отойду на десяток шагов, встану напротив стены, а вы стреляйте. Я вижу у вас в кобуре пистолет, вот и воспользуйтесь им…

В полном смущении, чувствуя себя участником идиотского представления и злясь от этого, Дитрих расстегнул кобуру. Пальцы сомкнулись на шероховатой рукоятке «вальтера», привычно клацнул затвор.

– Не бойтесь, – сказал успокаивающе Курт, заметив нерешительность оберстгруппенфюрера.

Тот вспыхнул, почти не целясь выстрелил. Пуля с лязгом ударилась о камни стены, пройдя через то место, где только что стоял штандартенфюрер, а Дитрих с ужасом ощутил, что его шея находится в смертельном захвате. Руки, крепкие, словно металлические, обхватывали его так, что небольшого движения хватило бы, чтобы отправить оберстгруппенфюрера на тот свет. И пистолет тут ничем бы не помог.

Спустя миг штандартенфюрер вновь стоял на своем месте в ряду встречающих. Он даже не вспотел.

– О, – только и смог сказать Дитрих, трясущимися руками пытаясь засунуть пистолет в кобуру и всё время промахиваясь. Злоба исчезла, сменившись недоумением и почти священным ужасом. – Вы сделали это?

– Да, я, – скромно кивнул Хильшер.

– Тогда… тогда я подчиняюсь, – «вальтер» наконец попал куда надо, а его хозяин немного оправился от потрясения. – Хайль!

– Зиг хайль! – ответил Хильшер, поднимая руку, и в глазах его зажглись огоньки торжества.

Верхняя Австрия, замок Шаунберг

28 июля 1945 года, 22:00 – 23:47

Двор замка освещался факелами. Оранжевое пламя дергалось на ветру, но упорно не умирало. Лица солдат, что держали факелы, казались высеченными из мрамора, а глаза – мертвыми стеклянными шариками.

Дитрих, которому удалось немного поспать, чувствовал себя тем не менее усталым. Слишком от многого из привычного пришлось отказаться за сегодняшний день. Обыденная жизнь в лагере сменилась долгой и утомительной дорогой, а безусловное лидерство – подчиненным положением. Это было наиболее болезненно, но оберстгруппенфюрер понимал, что другого пути нет и что только те, кто создал сверхчеловека, смогут спасти Германию и вернуть рейху величие, растоптанное ордами русских…

Солдат, которых он привел из Баварии, обследовали какими-то приборами и большую часть отправили в Линц. На его вопросы о судьбе остальных он получил от Хильшера ответ, что отобранным предстоит стать сверхлюдьми…

Самому оберстгруппенфюреру профессор обещал посвящение в арманы, причем сегодня же вечером. Больше вопросов Дитрих решил не задавать, хотя они так и вертелись на языке.

После отдыха, который показался слишком коротким, оберстгруппенфюрера разбудил Виллигут. Увидев его, Дитрих невольно вздрогнул, вспомнив, сколько ужасных слухов об этом человеке, по неясным причинам уволенном из СС, ходило среди офицеров…

Но Виллигут пока ничем не подтверждал свою страшную репутацию. Он вполне любезно объяснил оберстгруппенфюреру, что ему сейчас предстоит, и повел во двор замка.

Здесь всё было готово. Пока церемония напоминала посвящение в члены СС, которое Дитрих проходил очень давно. Привычное внушало уверенность, хотя странные одеяния Хильшера и двух его помощников – белые плащи с алыми крестами, вызвали неясное беспокойство…

Солдаты с факелами стояли по кругу, в центре которого был воздвигнут невысокий помост, обтянутый черной тканью. По ней серебром были вышиты руны. Дитрих, хотя ему и приходилось участвовать в ритуалах СС, плохо разбирался в символике, но знаки показались ему совсем незнакомыми.

На помосте стоял Хильшер в белом одеянии, а по сторонам от него – еще двое: маленький круглолицый и высокий, с тонкими, аристократичными чертами лица. В руках он держал длинный прямой меч, а у коротышки в ладонях была чаша, из которой время от времени вырывались языки пламени.

Виллигут занял место позади Дитриха и в нужные моменты подсказывал ему, как себя вести. Поначалу пришлось просто стоять, в то время как Хильшер исполнял длинную песню на непонятном языке.

Оберстгруппенфюрер заскучал, и в этот момент профессор зычным голосом обратился к нему:

– Готовы ли вы посвятить жизнь служению германскому народу?

– Готов, – прошептал Виллигут из-за спины, и Дитрих, ощущая себя марионеткой на веревочках, повторил: