Грезы об Эдеме. В поисках доброго волшебника - Джеймс Холлис

Надо сказать, что все это предъявляет серьезные требования к корпоративной культуре, в которой ведется строгий учет прибылей и издержек, где во главу угла ставятся интересы акционеров и в которой принято выполнять свою работу, не задевая других. Но, как отмечал Платон в своем трактате «Республика», здоровье правителя неминуемо отражается и на здоровье его подданных.

Как индивид и как профессиональный управляющий каждый из нас должен заняться исследованием своей персональной тени. «Что у меня внутри такого, чего я стараюсь не замечать, и откуда оно берется? Какие комплексы определяют мое состояние и мое поведение? Что значит для меня власть над другими людьми? Какого рода опасности я стараюсь предотвратить?» Эти вопросы являются нелегкими для любого человека, в особенности для тех, кто обучался прежде всего внешним умениям и навыкам и скрывал то, что находится у него внутри. Уже само по себе обращение к подобным темам является героическим и революционным шагом, и при серьезном подходе к ним корпоративная атмосфера может претерпеть удивительные трансформации. Исходящая от нас энергия воздействует на окружающих людей вплоть до того, что заражает их, но всегда так или иначе отражается на их отношении к происходящему. Степень здоровья нашей персональной энергии является индикатором того, в какой степени окружающий нас мир может измениться к лучшему. Это справедливо как для рабочих контактов, так и для близких отношений.

Можем ли мы подвергнуть психоанализу корпоративную жизнь, если такое исследование вызывает затруднения даже на индивидуальном уровне? Скорее всего, нет, но, по крайней мере, необходимо поднять уровень осознания проблем души в тех организациях, где этими проблемами пренебрегали в ущерб всему и вся. Даже люди, которые работают в сфере здравоохранения, зачастую руководствуются экономическими соображениями, а не заботой о душе. Подумайте об этом. Сколько терапевтов в Северной Америке считают, что они следуют психодинамическому подходу, то есть ориентированы на глубинную работу, связанную с отношением сознания и бессознательного? Насколько мне известно, их очень мало, наверно, процентов десять. Остальные занимаются изменением поведения, когнитивной структуры или используют психофармакологию. Каждый из них вносит свой посильный вклад, но все они оставляют без внимания вопрос, который беспокоит нас больше всего, — вопрос о смысле жизни. Как заметил Юнг, «клиническая психотерапевтическая практика — это сущий паллиатив, который в силу своих возможностей предотвращает наши нуминозные переживания»[61].

Поиск смысла жизни — это квинтэссенция человеческой сущности. Пренебрежение им приводит к трагедии. Если мы вспомним, что по-гречески душа называется psyche, то придем к совершенно абсурдному парадоксу, что большинство современных психологов утратили связь с психикой.

В конечном счете, именно исцеление души приводит к излечению и отдельного человека, и целой корпорации. Оно означает, что человеку необходимо приучить свое Эго спокойно и откровенно спрашивать: «Чего хочет от меня моя душа?» — а затем использовать все свои способности, чтобы выполнить это желание. Почти вся современная психология растерялась, столкнувшись с важными и насущными вопросами души, а потому сузила свою миссию и зачастую свела ее к банальным вещам. Современная корпоративная деятельность слишком редко снисходит до проблем души. При столкновении со всемогущими квартальными отчетами мы сразу забываем о душе, но конечный результат всегда свидетельствует о понесенных потерях.

Всем нам на всех уровнях участия в общественной жизни нужно вернуть себе душевную силу и обрести волю и мужество, чтобы задавать больше вопросов о смысле жизни, чтобы противостоять обезличиванию, чтобы укрепить свою душу. Юнг как-то заметил, что наша жизнь — это «лучезарная пауза между двумя великими таинствами»[62]. Наша задача — как на индивидуальном, так и на корпоративном уровне — обрести уверенность в том, что во время этой паузы мы не растрачиваем свою энергию впустую. Эта задача возникает уже на заре нашей жизни, проходящей под крышей родного дома, но мы обязаны продолжить ее решение и после выхода во внешний мир.

О, Времена, безграничные и ужасные, сделайте нас бессмертными.

О, галеоны певцов в пламенеющем Карибском море,

Не везите нас к земным берегам, пока

Из глубины нашей могилы не получите в ответ

Проблесков рая в широко открытых глазах тюленя.

Харт Крейн. «Путешествия»

Как мы уже знаем, образ Другого строится преимущественно на основе непосредственных детских переживаний первичных отношений. Этот образ присутствует всегда — и в близких, и в групповых отношениях. Но тогда разве не резонно предположить, что такое бессознательное программирование присутствует и в нашем поиске отношений с Абсолютно Другим, которого традиционно называют Богом?

Здесь мы ступаем на опасную почву. Люди, придерживающиеся какой-то определенной веры, будут настаивать на существовании Абсолютно Другого, обладающего своими собственными индивидуальными качествами, которые можно ощущать только «сквозь тусклое стекло» (1 Кор. 13:12) или через их проявление в исторических событиях, или как они описаны в святых писаниях. Хотя религиозные установки большинства людей просто порождены обществом или традициями, для некоторых людей религиозные постулаты неопровержимы, ибо они ощущаются ими как непосредственное данный внутренний опыт. И несмотря на то, что собственная сензитивность может быть расширена путем соприкосновения с реальностью другого человека (в этом и состоит основное назначение межличностных отношений), трудно бывает добиться успеха, противопоставляя свою реальность той, в которой находится другой человек. А то, что такие «реальности» окружены и охраняются комплексами, делает их даже более пригодными для использования догматических защит.

Общеизвестно негативное отношение Фрейда к идее религиозного переживания. Это отношение он выразил даже в названии одного из своих основных трудов на эту тему — «Будущее одной иллюзии». По мнению Фрейда, религии возникали из экзистенциальной потребности человека в отстаивании своей автономии в условиях враждебной ему природы. Развитие цивилизации, полагал он, состоит в отказе от инстинктов ради достижения абстрактных целей, например, коллективной безопасности. Такая двойная цель — создание «иллюзии» безопасности в небезопасном мире и принятие таких абстракций, как «долг», «жертва» и «служение племени», контролирует и направляет нарциссически обусловленное удовлетворение инстинкта. Фрейд пришел к выводу, что «главная задача цивилизации, ее raison d'être*, состоит в том, чтобы защитить нас от природы»[63].

Таким образом, Фрейд соглашается с утверждением Вольтера: если бы Бога не существовало, то нам следовало бы его придумать. Да, но какого Бога? Фрейд утверждает, что наше инфантильное ощущение своего родителя переносится на космос. Фрейд таким способом возвращает нас на хорошо знакомую почву, так как нам уже известно, как в других близких отношениях мы переносим на Другого имаго своего ощущения родителя со всей присущей ему психодинамикой. Фрейд считает этот перенос иллюзорным, ибо «все иллюзии характеризуются тем, что порождаются человеческими желаниями. В этом смысле они близки к патологическим галлюцинациям»[64]. Идея Бога как идея исполнения желания эмоционально притягательна и не требует внешнего подтверждения.