Америго. Человек, который дал свое имя Америке - Фелире Фернандес-Арместо
Шрифт:
Интервал:
Переработки мифов Данте, очевидно, крепко засели в голове Веспуччи. Но главным для исследователя стал миф об Улиссе, классическом мореходе. Дантов Улисс отличался от других. Например, поэт заставил его утверждать, что за Геркулесовыми столбами[194] [195] не было людей. В умозрительном представлении Веспуччи это звучало эхом традиционной, древней и привычной географии, опровержению устоев которой он помог и гордился этим обстоятельством. Но Улисс Данте был более богатой, значимой и глубоко ироничной фигурой для Веспуччи. Как часто случалось с дантовыми адаптациями классических героев, его Улисс путешествовал дальше, чем предусматривала традиция. Он совершил новое путешествие, удивительным образом предвосхищая путешествия Веспуччи – за Геркулесовы столбы, поворачивая к югу и за экватор. Его стремление вызвало божественный гнев. «От новых стран поднялся вихрь, с налета/ Ударил в судно, повернул его…[196]»[197]. Перед смертью Улисс мельком увидел земной рай.
Он умер во время экспедиции, похожей на экспедицию Веспуччи, путешествуя в той воображаемой географии, в которую поверил Америго. Последний так и не смог избавиться от этого влияния. Он продолжал слышать эхо и видеть образы Данте, и особенно его описания вояжа Улисса, когда тот плыл под южным небом вдоль ранее неизвестных побережий. Когда Америго покинул Севилью, то претворял в жизни строки:
Севилья справа отошла назад, Осталась слева перед этим Сетта. «О братья, – так сказал я, – на закат Пришедшие дорогой многотрудной! Тот малый срок, пока еще не спят Земные чувства, их остаток скудный Отдайте постиженью новизны, Чтоб солнцу вслед увидеть мир безлюдный!Данте «Божественная комедия», пер. М. ЛозинскогоНаходясь к югу от экватора, Веспуччи заново пережил видение Улисса, мерцающие звезды «другого полюса», в то время как знакомое небо ушло за горизонт[198]. И водоворот, втянувший в себя и убивший дантова Улисса, закрутился в тот момент, когда герой уже видел земной рай, – гору немыслимой высоты, «подобных гор я ни в одной из стран не видывал»[199].
Петрарка, которого Веспуччи также цитировал и которого читал каждый образованный тосканец, разделял тщеславие Данте и превратил метафору путешествия за пределы Геркулесовых столбов в лейтмотив собственной жизни. «Улисс, – заявил он, – путешествовал не больше и не дальше, чем я»[200]. Для Петрарки это было фигурой речи; Веспуччи мог с гордостью говорить об этом как о факте своей биографии.
Петрарка был кабинетным путешественником. Но его работа была пропитана морем. Сама его жизнь, как он писал, была путешествием. Кораблекрушения в то время случались постоянно, утонуть в море было нетрудно, хотя поэту в жизни это никогда не грозило[201]. Цитате из поэмы Петрарки о крестовом походе «O aspettata in ciel» в тексте Веспуччи удивляться не приходится. Фраза, которую он цитирует по поводу метательного оружия (буквально «выстрелы, переносимые ветром») – о варварах, которые, как считает Петрарка, живут на восточном краю обитаемого мира, и она включена в пассаж, программный для всей карьеры Веспуччи:
Ты в лодке хрупкой отплываешь ныне,Отринув от себя соблазн мирской.Легко и невесомоЗефиром благовеющим несомаСредь мира, где объемлет род людскойГреховная и тягостная дрёма —Ты, видя гавань на пути далёко,Спеша найти покой.Взыскуешь истого достичь Востока.Пусть северные страны как бы дремлют,Угнетены морозом искони.Там небо низко и поля бесплодны,Но там в седые, пасмурные дниНароды жребий воинский приемлют, —Они, от страха гибели свободны,Разобщены, но Господу угодны,С германской страстью выкуют клинки,И горе лиходеям —Арабам, сарацинам и халдеям,Живущим воле Божьей вопреки,Чей род одним владыкой тьмы лелеем,Что низменны, подлы, трусливы, злобны,Грязны не по-людски,Да и грешить почти что неспособны.Перевод Е. ВитковскогоПервый из этих стансов задает направление[202], в котором нужно плыть для достижения земного рая. Второй предположительно основан на некоем романтическом источнике о лопарях или финнах; Тацит поместил упоминание о них в свою хронику о северных людях в мифических терминах, подчеркивая их дикость и невинность[203]. В 11-м веке Адам из Бремена, наиболее информированный в отношении Скандинавии средневековый писатель, укрепил миф о моральных качествах суровых людей Севера, которые «презирают золото и серебро, считая их за навоз»[204]. Поэтому ожидания Веспуччи найти похожих людей на соответствующих широтах южного полушария вполне разумны. Утверждая, что некоторые аборигены были обращены в христианство во время одной из его экспедиций, он или его редакторы копировали программу Петрарки по обращению таких людей в христианство и воспитанию из них воинов для крестовых походов.
Петрарка обращался к Святому Духу. Описываемое им путешествие было, очевидно метафоричным. Но метафоры находят отклик в мозгу и воплощаются в реальных проектах. Каждое путешествие есть возможность по меньшей мере для познания себя, даже если оно и не приводит к новым географическим открытиям. Во многих мифологиях душа является кораблем или субстанцией, несомой кораблем к месту успокоения. Даже мозг Веспуччи, как будто уже лишенный во взрослой жизни остатков набожности, которую его тьютор пытался ему привить, был восприимчив к экзальтации, пробуждаемой морским путешествием.
Наиболее читаемым из просоленных морской водой жизнеописаний святых была агиографическая работа Navigatio Brandani, с 10-го века расходившаяся в самых разных версиях и, вероятно, имевшая своим прототипом источник 6-го века. В ней рассказывается история о морских странствиях группы монахов в поисках земного рая или «обещанной земли святых».
Ирландские монахи подвергали себя суровым испытаниям в искупительных скитаниях или в поиске пустыни для повторения подвига Иоанна Крестителя и проверке теми искушениями, которым подвергся Христос. Они плыли на суденышках, сконструированных по образцам традиционных рыболовецких ирландских лодок, характерных для пасторального общества: воловьи шкуры, натянутые на легкий каркас, для герметичности промазанные салом и маслом и скрепленные кожаными ремнями. Они устанавливали только один квадратный парус, ибо их путешествие было проникнуто духом искупительной ссылки: монахи сознательно вверяли себя промыслу божьему. Подобно Аврааму, они отправлялись не в определенное место назначения, но к «земле, которую я покажу вам». Полагаясь на волю ветра и течений, монахи по сути имели больше шансов забраться дальше и найти больше, чем целеустремленные навигаторы.
Конечно, они легко могли потерпеть неудачу или затеряться без надежды на возвращение. Кажется удивительным, что их лодка могла выжить в высоких широтах Северной Атлантики, но неутомимый исследователь Тим Северин попытался реконструировать их поход в 1980-х и добрался до Ньюфаундленда из Ирландии без поломок[205]. Не исключено, что некоторые из ранних торфяных убежищ, открытых археологами в Гренландии и даже Ньюфаундленде, были работой ирландских отшельников.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!