Мускат утешения - Патрик О'Брайан

Обычно Джек посещал лазарет вместе с хирургом, чтобы расспросить больных об их самочувствии (такое внимание очень ценилось), но в этот раз он извинился, добавив:

— Вас, без сомнения, ввело в заблуждение то, что мы не сменили остальные паруса, но после обеда это станет заметнее.

Даже до обеда перемены оказались более очевидными. Стивен поднялся на палубу как раз, чтобы посмотреть на то, как замеряют высоту солнца при прохождении через меридиан. На этой церемонии он присутствовал бессчетное множество раз, но редко видел такое рвение. Задействовали все секстанты и квадранты, имевшиеся на «Мускате», все мичманы выстроились локоть к локтю у поручней правого борта. Ни разу он не видел, однако, такого состояния корабля. Волна беспорядка нахлынула на корму, почти достигнув священного квартердека. Даже невнимательный взгляд не мог не заметить испачканные сажей залатанные марсели (поразительный контраст с яркой, залитой светом белизной нижних парусов, брамселей и бом–брамселей, а также безупречными лиселями), потускневшую бронзу, неровные лини, болтающиеся тут и там вопреки пристойности грязные ведра, общую атмосферу запущенности и грязи. Многие матросы раньше служили на линейных кораблях, где уборщиков могли вызывать едва ли не каждую склянку, и которые никогда не прибегали к подобным уловкам. Поначалу они взирали на преднамеренное осквернение с ужасом. Но потом их удалось убедить, и они с энтузиазмом неофитов обмазывали борта грязью, пожалуй, даже чрезмерно.

Церемония подошла к неизбежному финалу, когда первый лейтенант перешел палубу, сняв специально надетую для ритуала шляпу, доложил капитану Обри о наступлении полудня и получил ответ «Отметьте это, Филдинг», после чего официально начался новый флотский день. Сразу после, когда пробили восемь склянок и протрубили сбор к обеду с обычным для этого ревом и топотом, Стивен заметил, как Джек и штурман обменялись кивками удовлетворения. Из этого он без особых усилий сделал вывод, что «Мускат», воодушевленно поднимая высокую и широкую волну, мчится на нужной широте.

Их обед, который они опять съели наедине в аскетичной, гулкой кормовой каюте, оказался едва съедобным — Уилсон от восторга совсем голову потерял. Но помимо замечания: «По крайней мере, вино идет хорошо, и мне кажется, там еще рисовый пудинг есть», — Джек почти не обратил на это внимания. После пары бокалов Джек уточнил:

— Ты же хорошо понимаешь, Стивен, не так ли, что все это временно, на случай, если «Корнели» сделает именно то, чего я желаю?

Стивен улыбнулся и кивнул, про себя подумав: «И я хорошо понимаю, как можно попытаться отвести дурной глаз».

Джек продолжил:

— Утром я не озвучил тебе порядок действий, хотя он имеет первостепенное значение. Для начала, я должен выйти к острову с первыми лучами солнца, дабы понять — там «Корнели» или нет. Пока это неизвестно, было бы абсурдом осуществлять некоторые самые экстравагантные трюки, задуманные мною. Я вполне уверен, что это мы сделаем, и еще останется большая часть ночи в запасе. Штурман, я и Дик Ричардсон — мы все очень близко сошлись в счислении, а с таким ясным небом ночью можно будет провести хорошее наблюдение Луны. Если оно нам скажет, что мы находимся там, где я думаю, то я уберу паруса и буду плавно приближаться до зари, когда я надеюсь увидеть Нил Десперандум с подветренной стороны.

Стивен рассмеялся, в кои–то веки охваченный чем–то вроде воинственной лихорадки:

— Попрошу Уэлби позвать меня… в четыре склянки, так? Он спит в соседней каюте. Так сказать, спит, когда бедняга не пытается учить французский.

— Отправлю вниз вахтенного помощника, — пообещал Джек. — Предположим, француз там. Мы укладываем брам–стеньги на палубу и скрываемся за горизонтом, осуществляем другие мои проделки и довольно лениво подходим на марселях, понимаешь. Если обстоятельства окажутся неблагоприятными, а все зависит от обстоятельств, или если прямая атака провалится, я должен выманить «Корнели» вскоре после полудня, так, чтобы пройти пролив ночью. После захода Луны я смогу уйти вперед, круто переложу руль, спрячусь за островом так, чтобы ни огонька, ни клочка парусов не было видно. Буду дрейфовать там на плавучем якоре, пока фрегат не пройдет мимо в погоне за огнями шлюпки, которую мы отправим вперед. Ну и как только он окажется под ветром — вот и мы. И мы выиграли ветер!

— Да? Очень хорошо. Налить тебе еще вина?

— Будь добр. Отличный портвейн, редко пил лучше. Стивен, ты же понимаешь, как важно выиграть ветер или нет? Мне же не нужно объяснять, что более ходкий корабль, выигравший ветер, может навязать бой тогда и на тех условиях, которые сам выбирает? «Мускат» не может играть на длинных подачах с «Корнели, не выдержит обмена бортовыми залпами на дистанции. Но быстро зайдя с кормы, может встать борт о борт, дать залп и взять на абордаж. Но, конечно, мне не надо тебе это объяснять.

— Странно, если про выигрыш ветра придется объяснять такому старому морскому волку, как я. Хотя должен признаться, что одно время путал его с той штукой, которая скрипит на крыше, указывая направление ветра. Но не можешь ли ты выиграть ветер менее трудоемким методом, чем мчаться сотню миль и прятаться за более–менее мифическим островом, который никто никогда не видел, да еще в темноте — дело чреватое опасностями, если не сказать больше?

— Что ж, нет. Не могу я лавировать против ветра, не подставившись под бортовой залп на дальней дистанции. Наш корабль такого не выдержит. А если я убавлю паруса, дабы подпустить его, то он, естественно, не станет подходить, положит руль под ветер и измочалит меня с дистанции вне пределов эффективной дальности стрельбы карронад. Я не могу исходить из допущения, что у «Корнели» пороха не больше, чем те четыре бочки с «Алкамара». Что до острова, так он вовсе не мифический. Их там два, они круто возвышаются с пятидесятисаженной глубины и хорошо исследованы. Голландцы много пользовались этим проливом, Раффлз снабдил меня превосходной картой. Но даже так, будем надеяться, что первый план сближения и абордажа даст корни. То есть…

Джек нахмурился и замолк.

— Закрепится?

— Нет… нет.

— Принесет плоды?

— Да будь оно проклято! Беда с тобой, Стивен, если не обидишься на мои слова, в том, что, хотя ты и лучший лингвист из всех моих сослуживцев, как тот Папа Римский, что говорил на сотне языков… почему Троица приходит на ум…

— Может ты имел в виду Мальябеки?

— Рискну предположить, в любом случае — иностранец. Я уверен, что ты знаешь не меньше, и говоришь на них как на родных, но английский — не из их числа. Образные выражения ты не понимаешь, и как раз выбил у меня слово из головы.

* * *

Старый морской волк появился на следующий день на палубе как раз таким, как выглядят старые морские волки, когда их не вовремя оторвут от подушки: нечесаный, нечищеный, всклокоченный. Исключением он не стал. Почти все офицеры оделись в самую старую рабочую одежду, и некоторые проснулись гораздо раньше. Но даже если бы доктора Мэтьюрина вываляли в смоле и перьях, никто бы и слова не сказал. Всё внимание было приковано к дозорному на брам–салинге, а его взгляд — к острову, отчетливо выделяющемуся на чистом горизонте на ост–норд–осте. Солнце поднялось уже довольно высоко над морем, лучи раскаленного добела шара освещали почти всю верхнюю часть острова. С палубы ничего не было видно, лишь подзорная труба высоко наверху позволяла разглядеть дальний берег. Попутный ветер ослаб, и такелаж почти не шумел. Вся команда корабля стояла молча, пока солнечный свет спускался вниз по юго–западной стороне Нил Десперандума.